Тестирование с результатом через десять суток — занятие бессмысленное. Отсутствие экспресс-тестов вынуждало больницы принимать и лечить всех поступающих с симптомами ОРВИ так, как если бы у них был тот самый коронавирус, хотя в действительности у многих, а то и у большинства было что-то другое. Из-за этого койки в коронавирусных отделениях заполнялись вперемешку кем надо и кем не надо. Медсестры и врачи терялись в догадках, кого из пациентов помещать на дефицитные койко-места в изоляторах для настоящих коронавирусных. Но величайшей проблемой, проистекавшей от отсутствия тестов, была невозможность доподлинно установить, где коронавирус есть, а где его нет. Без экспресс-тестов не нуждавшиеся в изоляции изолировались, а нуждавшиеся не изолировались, а то и вовсе выписывались домой. Создание в Калифорнии собственных лабораторных мощностей не входило в планы Гэвина Ньюсома: зачем они ему? Губернатор, как и многие, полагал, что обеспечение страны всем необходимым для тестирования на новый вирус — задача федерального правительства.
Джо уже понял, что CDC эту проблему решать не собираются. Но было же и другое решение: США — мировой лидер в области микробиологических исследований. В стране тысячи заточенных под их проведение лабораторий, принадлежащих частным компаниям, университетам и всяческим НКО, как тот же Биохаб Чан — Цукерберга, где он председательствовал. А вот и решение, подумал Джо: как можно скорее трансформировать Биохаб в центр тестирования на COVID-19 — и опубликовать рекомендации, как это сделать другим. Губернатор Ньюсом согласился издать разрешение принимать на работу в клинические лаборатории людей без сертификатов. («Мы опасались, что иначе нас затаскают по судам», — сказал Джо.) И Биохаб объявил о срочном наборе добровольцев.
То, что случилось дальше, изумило бы многих, но только не Джо. На призыв откликнулась целая армия старшекурсников и аспирантов, в основном UCSF. «Толпами повалили, — сказал Джо. — И все как один: „Чем я могу помочь? Как мне это сделать?“ Об оплате никто даже не заикался». Они родились и выросли кто где: Китай, Тайвань, Колорадо, Танзания, Литва, Флорида, Канада, Феникс, Бельгия… На вопрос «откуда родом?» американцы называли город или штат, а приезжие — неизменно страну. Все специализировались на естественнонаучных исследованиях, немало среди них было и молодых ученых со степенями PhD. У всех до единого был строго нулевой опыт той работы, которой им предстояло заняться. Однако все они за считаные дни успешно прошли переподготовку и могли к приступать к работе. Они самоорганизовались в отряды, действующие строго по отдельности, чтобы, если кто-то из бойцов подцепит вирус, из строя выбывал только один отряд, а не вся армия. В каждом отряде была установлена строгая иерархия, в которой каждый знал еще и рабочие функции своего прямого командира и мог в случае чего его заменить. «Мы выстроились в боевые порядки, — рассказывал Джо. — В этом было наше принципиальное отличие от обычной исследовательской лаборатории, где делают что хотят и посещают работу в свободном режиме. У нас же всё больше походило на фабрику. Конвейерное производство». Места у конвейера были строго организованы и заполнены желающими отрабатывать долгие смены бесплатно, ибо недостатка в таковых не наблюдалось. «Мне раньше всё кошмары снились, что нужно мигом смешать и подать сотню коктейлей сотне посетителей к праздничному тосту под бой часов, — сказал один аспирант, подрабатывавший до локдауна барменом. — Теперь снится то же самое про тысячи больных, ждущих результатов анализов все одновременно».
Ковидную лабораторию разместили в одном общем зале размером с баскетбольную площадку. При ее обустройстве Джо впервые составил наглядное представление о том, что таится за словосочетанием «медико-промышленный комплекс». Он создан для чего угодно, но только не для оперативных поставок лабораторного оборудования в условиях кризиса; если честно, то он создан для бесконтрольного извлечения сверхприбылей компаниями-монополистами — и ни для чего иного. Labcorp и Quest, взимавшие со штата по 160 долларов США за каждый тест на COVID и выдававшие результаты анализов через неделю-другую, когда те уже были бесполезны, служили лишь самым поверхностным примером. У компаний — производителей лабораторно-диагностического оборудования аппетиты были столь же неуемные. Модные автоматы «проба — ответ», конечно, обладали одним неоспоримым преимуществом — надежной защитой от дурака. Любой низкооплачиваемый неуч в роли лаборанта способен был вставить пробирку с пробой в приемный паз, нажать кнопку «пуск» и дождаться выдачи результата «да/нет», после чего оставалось лишь не перепутать: «да» означает, что вирус есть, а «нет» — что он отсутствует, а не наоборот. Автоматика сводила к минимуму риск ошибок и, как следствие, судебных исков, но была плохо приспособлена к нещадной эксплуатации в условиях кризиса. Если что-то выходило из строя, нужно было дожидаться специалиста фирмы-изготовителя, поскольку устранить даже мельчайшую поломку, поковырявшись в машинке самостоятельно, было нельзя. Для того чтобы эти штуковины работали, им, однако, было мало собственной исправности, им требовались еще и дорогущие реактивы, выпускаемые только производителем, а в плане бесящей прожорливости, касающейся расходных материалов, они ничуть не уступали бритвенным станкам или офисным принтерам. Хуже всего тут было то, что каждый набор реактивов выявлял лишь один конкретный патоген. Для проведения анализа на ВИЧ нужно было покупать одни реактивы, на вирус гепатита C — другие, и так далее. Таким образом, получить в свое распоряжение полноценную вирусологическую лабораторию для выявления всего и вся мог любой желающий, но лишь ценою риска разориться на бритвенных лезвиях.
В марте 2020 года реактивов для тестирования на коронавирус по-прежнему не имелось. Лаборатории UCSF были заставлены бесполезными машинами «проба — ответ». Одна из моделей называлась «Пантера», чем прямо-таки умиляла Джо. «Крутизну свою, видно, хотели показать, а вышли одни понты, — сказал он. — „Пантера“! В спячке теперь эта пантера». Спячка тянулась весь первый месяц пандемии, пока компания — производитель «Пантеры» мурыжила их с началом выпуска расходных материалов для ковидных тестов. На этом фоне возник зловещий черный рынок самопальных средств для вывода этих зверюг из спячки: у Джо было фото, на котором некий тип торговал тест-комплектами для «Пантер» прямо из багажника своей машины. «Вот она — устрашающая оборотная сторона глобальных цепей поставок, — заметил Джо. — Ажиотажный спрос при нулевом предложении за полным отсутствием запасов. Это и называется у них „производством по мере надобности“. Блестящая концепция! Для пущего устрашения при пандемии».
В столь же беспомощном отчаянии простаивали в том месяце все микробиологические лаборатории США: модные станки есть, а лезвий к ним нет. Джо прекрасно знал о свойстве машин «проба — ответ» становиться самым узким местом. Ему нужно было — срочно! — раздобыть рабочее лабораторное оборудование где угодно, — и он обратился за помощью к ректору UCSF Сэму Хогуду. «Всякий раз, когда разговариваю с Джо, у него есть какая-нибудь новая идея, — сказал Хогуд, австралиец, сделавший карьеру в управлении американцами. — Если бы с этим ко мне пришел кто-то другой, я ответил бы: „Погоди-ка дружок, дела так быстро не делаются, мне для начала нужно кое-что провентилировать“. Но Джо есть Джо». И с благословения Хогуда Джо и его команда устроили обыск во всех прочих университетских лабораториях на предмет реактивов, роботов для манипуляций с жидкостями и вирусологической аппаратуры пусть и без защиты от дурака, зато способной без дураков выявлять COVID-19. Раздобыв там всяких комплектующих, они вернулись в собственную лабораторию и занялись сооружением собственных машин. Дождливым вечером в середине марта Джо можно было застать в одиночку катающим по улицам Сан-Франциско тележку с трофейной лабораторной техникой. В придачу к этим машинам также нужны были специальные реактивы для анализа проб, и на рынке с их поставками было туговато, но, как и сами машины, рынок реактивов для них оказался значительно гибче приспособленным к кризису.
