— Твоя репутация — твои проблемы, — высказался я, но как оказалось с этим заявлением поторопился.
— Моя репутация тебя не волнует, — с нажимом завершила фразу барышня. — Знаю и так! Всё дело в моей маме!
— У неё больное сердце? — с усмешкой предположил я и вновь не угадал.
— У неё отвратительный характер и умение доводить до белого каления отца! Даже думать не хочу, какой разразится скандал!
Я вздохнул. Не могу сказать, будто так уж беспокоила возможная огласка — к чёрту эти пережитки буржуазного ханжества! — но момент был самым неподходящим, вот и не ушёл, вот и решил прояснить ситуацию.
— Ладно, и как же о нас узнали?
— Какая теперь разница — как? — вспылила Юля. — У человека работа такая — всё знать!
— Говори уже прямо!
Я не сумел скрыть раздражение, и какое-то время мы сверлили друг друга злыми взглядами, а потом Юлия Сергеевна сдалась и сказала:
— За безопасность учащихся нашего общества отвечает Леонтий Горский. Только что имела с ним не самую приятную беседу. Он хочет с тобой встретиться.
Меня аж передёрнуло.
— А луну с неба он не хочет? — выдал я, попытавшись спрятать за ёрничеством замешательство и даже страх.
Юля вцепилась в мою руку, как в спасительный круг.
— Послушай! Он обещал обо всём забыть, если только ты с ним встретишься. Никаких обязательств. Понимаешь? Просто выслушай его предложение!
— Предложение касательно чего?
Юлия Сергеевна даже фыркнула от возмущения.
— Касательно Феликса, конечно!
У меня засосало под ложечкой.
— Ты это знаешь наверняка?
— Нет, но на выходных только и разговоров было что о вашей стычке в «Гранд-отеле». Как тебя туда вообще занесло, скажи на милость?
— Случайно, — отмахнулся я и уточнил: — Так, говоришь, просто встретиться?
— Да. Просто выслушай его. О большем не прошу.
— Ты ведь понимаешь, что останешься у него на крючке?
Барышня нервно передёрнула плечиками.
— Плевать!
Стоило бы послать куда подальше и дворяночку, и этого всезнающего господина Горского, но сходу ответить категорическим отказом помешало воспитание, а потом вспомнилось желание Альберта Павловича спустить дело против Стребинского на тормозах, и я крепко задумался о том, как поступить. Прямо сейчас с куратором было не связаться при всём желании, требовалось проявить инициативу и принять решение самостоятельно. Рискнуть или умыть руки — воистину вопрос на миллион!
— Ты ведь не бросишь меня в беде? — с надеждой спросила Юля.
Я тяжко вздохнул.
— Для меня встреча с этим Горским может выйти боком. С какой стати так рисковать? Что я получу взамен?
Юлия Сергеевна со свистом втянула в себя воздух и с некоторым даже восхищением, как показалось, выдохнула:
— Ну ты и подлец!
Меня эти слова нисколько не задели, я положил ладонь на девичье бедро и улыбнулся.
— Ну так что?
— Хорошо! — закатила Юля глаза. — В следующий раз я тебя отблагодарю.
Я рассмеялся.
— Ну уж нет! Брать с дам такого рода плату попросту пошло! Я выше этого!
Ответ привёл барышню в замешательство, она уставилась на меня во все глаза.
— И что тогда? Не деньги же!
Моя ладонь сместилась с бедра на талию, и я намекнул:
— Уверен, ты что-нибудь придумаешь. И не когда-нибудь потом, а прямо сейчас.
В лицо Юлии Сергеевны враз вернулись краски, щёки и вовсе заалели безо всяких румян. Она вскочила с диванчика и выпалила:
— Это шантаж!
— Во-первых, не прошу от тебя ничего такого, чего ты не проделывала по собственной инициативе, — заметил я, поднимаясь следом. — А, во-вторых, только не ври, будто никогда не воображала себя жертвой шантажа! С твоими-то фантазиями о матросах!
Юля хмыкнула и смерила меня оценивающим взглядом, но стоило только шагнуть к ней, порывисто отвернулась. Что, впрочем, нисколько не помешало мне перейти от слов к делу. Скорее даже наоборот — всё до предела упростило.
Уже позже, когда Юлия Сергеевна сидела за столом, а не полулежала, навалившись на него грудью, она покачала головой и тяжко вздохнула.
— Связалась же на свою голову!
— Связалась и связалась. Чего теперь стенать?
Но вот так сразу раскрасневшаяся барышня не угомонилась.
— Не будь ты абсолютом, даже разговаривать бы с тобой не стала! — заявила она.
— А как же революционные матросы? — напомнил я.
Юля отломила кусочек медовика ложкой и отправила его в рот, прожевала и сказала, как отрезала:
— Перебилась бы!
Рюмку коньяка мы благополучно расплескали, пришлось разливать по чашкам пустой чай. Я сделал длинный глоток терпкого напитка и заметил:
— Сдаётся мне, ты лукавишь, дорогая. Есть такие препараты для подавления способностей…
Барышню аж передёрнуло.
— Гадость! — произнесла она с нескрываемым отвращением. — Один раз попробовала — так тошно стало, чуть руки на себя не наложила. Натурально в безвольный кусок мяса превратилась, будто оглохла и ослепла разом. Ну уж нет, Петя, чем так — лучше постриг принять!
Я прожевал кусочек торта и посоветовал:
— Учись приглушать чувствительность.
Юлия Сергеевна фыркнула рассерженной кошкой.
— Легко сказать — учись! Можно подумать, есть отработанные методики!
— Есть, — подтвердил я и добавил: — Отработанные.
— Да ну тебя! — отмахнулась Юля. — Не трави душу. Чтоб ты знал, все практики направлены именно на развитие способностей. Знаю, о чём говорю. Я в обществе всех на уши поставила, никто ничего толком посоветовать не смог. И в институте тоже только руками разводят и об особенностях инициации на первом витке толкуют. Придётся вам, Юлия Сергеевна, теперь как-то с этим жить. И ладно бы ещё ментально-нейтральные операторы чаще встречались, так нет же — редкость несусветная, взгляд не на ком остановить. Кто-то женат, кто-то моральный урод, кто-то одним своим видом отвращение вызывает. И как тут личную жизнь устраивать, скажи?
— Я моральный урод или отвращение вызываю?
— Кобель ты, вот ты кто! Одно только на уме!
Я при этих словах чуть чаем не подавился, прочистил горло и заметил:
— Можно подумать, других твой внутренний мир интересует!
— Представь себе! — подтвердила Юля, достала пудреницу с зеркальцем и принялась приводить в порядок макияж. — Они хотя бы притворяются. Цветы дарят, комплименты делают…
