— Понял, — кивнул я, хоть на деле терялся в догадках.
— И самое главное — никому ни полслова. Усёк?
Я кивнул, тогда Альберт Павлович вручил мне тридцать пять рублей, велел расписаться в ведомости и предупредил:
— Деньги подотчётные, потрудись принести счёт.
— Сделаю.
— Теперь второй момент. Ты сегодня дежуришь в патруле или на вахте?
— В патруле. С трёх до семи.
— Очень хорошо! — обрадовался Альберт Павлович, встал из-за стола и раскрыл один из шкафов, оказавшийся доверху забитым картонными папками с завязками. Боковины их отмечали имена и фамилии, но какую именно достал консультант, разобрать не вышло.
Точно не мою — на откреплённой от обложки фотокарточке оказался запечатлён хулиганистого вида паренёк со слегка искривлённым носом, тяжёлой челюстью и не менее тяжёлым взглядом, что ощущалось даже по снимку.
— Сегодня в шесть вечера в сквере Стачек состоится выяснение отношений между двумя компаниями операторов. Твоя задача — задержать вот этого юношу бандитской наружности и навешать на него столько статей, сколько только получится.
Я даже рот от изумления разинул.
— Но как?
Альберт Павлович развёл руками.
— А вот и посмотрим!
Стало ясно, что нет смысла ни протестовать, ни апеллировать к здравому смыслу, я всмотрелся в фотокарточку и вернул её куратору.
— Раз уж речь зашла о хулиганах, — проговорил я после этого, — такой Северянин вам известен?
Альберт Павлович кивнул.
— Константин Северянин предположительно восемнадцатого года рождения. С семилетнего возраста воспитывался в специализированном детском доме. До поступления в институт был известен как Костя Север, после поступления неоднократно задерживался за драки с однокурсниками. Стоял вопрос об отчислении и даже отнесении в разряд неблагонадёжных, но всё ограничилось обязательным посещением психолога. После асоциальное поведение сменилось стремлением к лидерству, что администрацию РИИФС полностью устраивает. За ним присматривают по старой памяти, но серьёзных претензий нет.
— Плохо присматривают, — скривился я.
— Ты, знаешь ли, тоже не подарок!
— А не проверяли его или его дружков на причастность к залётам студенток?
Альберт Павлович поморщился.
— Проверяли, конечно. Видишь ли, первой жертвой стала его подружка. Та ещё оторва и влияла на него не лучшим образом, но ни ссор, ни скандалов между ними не было. Дело к свадьбе шло. А самое главное, на момент… инцидента он был на Кордоне. Такие дела.
— Может, она случайно залетела и решила ему алиби обеспечить?
— Меньше детективов читай, — посоветовал куратор. — И не позволяй личным антипатиям подменять собой улики. Нароешь что-нибудь серьёзное — милости просим, а фабриковать дела и без тебя мастеров хватает.
Я поднялся и спросил:
— А с подружкой его в итоге что случилось? Разбежались?
— После аборта был нервный срыв. Предлагали на теоретический факультет перевести и подождать — вдруг способности успеют восстановиться, так нет — отчислилась. Сейчас курсы стенографисток посещает какие-то заштатные. Жизнь под откос, в общем. Но в одном ты прав — неформальные группировки в институте разные. Есть нормальные клубы, есть всякие уроды. Мы за ними присматриваем, но людей не хватает. Да и пока не случится чего-нибудь совсем уж вопиющего, никто жаловаться не спешит. Будет свободное время, полистай досье, вдруг какая идея в голову придёт.
Я кивнул и поспешил распрощаться с куратором. Дошёл до вахты, забрал плащ и вещмешок, да и отправился на поиски сквера Стачек, который, насколько помнил, располагался в пяти минутах ходьбы от железнодорожного вокзала.
Покоя не давал вопрос, каким именно образом смогу оказаться там в самый разгар дежурства. Конечно, мотоциклом управляю именно я, но направление движения указывает старшина, а ему самому спускают маршрут патрулирования сверху!
Вот ведь задал Альберт Павлович задачку!
И ведь ничего примечательного в сквере Стачек и в помине не оказалось: сквер как сквер! Почти идеально-круглую прореху меж зданий с облетевшими на зиму лиственницами и кустами обнесли небольшой оградкой и окольцовали дорогой, на первых этажах окрестных зданий располагались бакалейные лавки, магазины готового платья, кафе и закусочные.
Вот вдоль их витрин я и прогулялся, пытаясь придумать себе неотложное дело, которое потребует моего присутствия тут ровно в шесть. Зашёл в один магазинчик, потоптался перед прилавком другого, а потом углядел лавку с широчайшим ассортиментом сумок — преимущественно дамских. Но один из углов торгового зала отвели под саквояжи, и там я углядел кожаный портфель с двумя неброскими застёжками — плоский и небольшой, при этом достаточно вместительный, чтобы запихать в него помимо тетрадей ещё и трико, майку и кеды.
Времени оставалось в обрез, поэтому толком его в руках не покрутил, сразу справился о цене. Запрошенная сумма в пятьдесят пять рублей нисколько не порадовала, засомневался даже, стоит ли тратиться. Но на всякий случай уточнил:
— А вы до которого часа открыты?
— До шести, — подсказал приказчик.
Я счёл это знаком судьбы, полез в карман, выгреб три трёшки и железный рубль.
— Вот задаток, — припечатал ладонью деньги к прилавку. — К шести вернусь и внесу остаток. Идёт?
Приказчика такой вариант вполне устроил, он убрал банкноты и монету в весело звякнувший кассовый аппарат и спрятал портфель под прилавок, а после выписал квитанцию на уплаченные мной десять рублей. Я сложил её надвое и спрятал в карман, затем натянул перчатки и поспешил в расположение. В кассе получил месячное денежное довольствие в размере ста тридцати рублей и полсотни материальной помощи, коей компенсировали разницу между реальным и официальным окладом, подсчитал имеющуюся наличность и тяжко вздохнул: на оплату сеансов терапии моих трёхсот семидесяти рублей не хватало даже близко. С такой суммой на руках даже о рассрочке просить смысла не было, вот и пришлось идти сдаваться на милость капитана Городца.
Тот выслушал меня, затем расспросил о поручениях Альберта Павловича. Усмехнулся в усы.
— Ну с этим твоим хулиганом всё ясно — мы тоже по мере возможности отлавливаем операторов, которые с частниками договоры подписали. Дело житейское.
— Если так, почему не провести задержание официально?
— Для этого придётся просить об одолжении кого-нибудь в комендатуре. — Городец ухмыльнулся. — Например, меня. А наш дорогой Альберт Павлович терпеть не может оказываться в должниках. И к слову, потрудись заранее придумать причину, которая приведёт тебя в сквер. Скорее всего, придётся давать показания в суде, если начнёшь путаться, адвокат обвиняемого тебя с потрохами сожрёт.
— Уже, — ответил я. — В смысле причину нашёл. Не подкопаешься.
