В драмах Софокла действие разнообразилось живыми картинами. В его пьесе «Аякс» представлен герой троянской войны, впавший в дикое безумство, когда доспехи убитого Ахилла присудили не ему, а Одиссею; жена Аякса сообщает хору его товарищей, что Аякс в бешенстве и ослеплении перебил стадо баранов, приняв их за Одиссея и его воинов; во время этих слов широко распахиваются двери сценической палатки: из них выезжает на колесах помост и на нем несчастный, потерявшийся Аякс среди фигур перебитых им животных; через несколько минут эту подвижную сцену укатывают назад, и действие продолжается.
Во время Пелопоннесской войны между драматическими писателями выдавался Эврипид (Еврипид). Он выбирал по обыкновению содержание из мифов, но под видом героев изображал современных ему людей. В драмах Эврипида несчастия и гибель человека представлены, как следствия его характера и ошибок, которые он совершил. В разговорах действующих лиц поднимаются разные вопросы: сила или правда торжествуют на свете, можно ли верить в богов и др. Эти беседы напоминают иногда споры и доказательства в афинском суде.
Эврипид придумал много нового для театра. У него пьеса обыкновенно начиналась с большой живой картины. Чтобы не готовить ее на глазах у зрителей и не портить впечатления, стали спереди сцены, между вытянутыми боковыми ее стенками, устраивать занавес: так получилось четырехугольное место между задней декорацией, боковыми стенками (кулисами) и занавесом. Это место, которое и стали называть с тех пор сценой, было приподнято над орхестрой; актеры выходили из задней двери, а хор с боков палатки; пройдя кругом орхестры, хор входил по широким ступеням на сцену.
В пьесах Эврипида к концу были приготовлены новые эффекты: герой взлетает на воздух на крылатом коне; волшебницу увозят в облака драконы и т. д. Зрители привыкли под конец действия смотреть наверх. Развязку приносил обыкновенно бог или просветленный герой, появлявшийся с небес. Для этого придумана была особая машина (наше слово машина происходит от греческого механе, что значит подъем для полета): кулисы были вытянуты вверх значительно выше палатки; между этими крылами протягивались канаты, по которым можно было двигать корзину, где сидели актеры, изображавшие богов на воздухе; позади канатов широкую стену раскрашивали голубым цветом неба; или к столбам на краях приделаны были крюки, которые держали корзину с актерами и поворачивались к середине.
Представления отличались от наших тем, что актеры покрывали лицо маской, менявшейся смотря по характеру изображаемой фигуры. Женские роли исполнялись мужчинами. Греческая трагедия была отчасти похожа на нашу оперу: хор исполнял несколько песен; действующие лица, помимо обыкновенного разговора, еще мерно читали нараспев стихи.
В греческом театре только сцена была крытая. Зрители толпились или рассаживались кругом открытой орхестры. Чтобы дать им побольше места, вокруг орхестры строили каменные уступы, поднимавшиеся кверху все более широкими кругами. Внизу, ближе к сцене, помещали главных лиц в городе, начальников, членов совета и почетных гостей из других городов.
Театр у греков мог вмещать несравненно больше зрителей, чем у нас: более 20–30 тысяч человек. Он служил не для одних только представлений; в его широкое помещение сходились слушать музыку, слушать чтение стихов и речей. Говоривший речь (ритор) выбирал предмет, который мог воодушевить присутствующих, например о борьбе с персами. Слушатели следили за ним так же внимательно, как в народном собрании, оценивали красивые обороты речи и награждали горячим одобрением.
Комедия. Были и другие представления, где через край бил смех и шутка. Они тоже начались на праздниках Диониса. Народ собирался около особого деревянного помоста; в то время как внизу быстро вертелись скоморохи (по-гречески их круговая песнь называлась комедия), на помосте в середке появлялись спутники Диониса с большими животами и хвостами. Они передразнивали всевозможные вещи. Все мифы изображались здесь навыворот, герои и даже боги выходили в смешном виде. Например, великий богатырь Геракл, который, по сказанию, освободил людей от чудовищ и исходил со своей палицей всю землю, представлялся в комедии в виде огромного сонного обжоры и болтуна. На помосте комедии появлялись разные карикатуры на хвастовство, жадность, недогадливость и т. д. Актеры вставляли намеки на недавние события, высмеивали людей, которых знал весь город.
Трагедия началась в Афинах. Комедия была прежде в ходу в Сиракузах и в Пелопоннесе; она игралась перехожими актерами на манер нашего Петрушки, в котором прежде вместо кукол были живые фигуры. Во времена Перикла комедия появилась в Афинах.
Великим мастером писать комические пьесы был афинянин Аристофан. Он был неистощим на шутовские картины. Когда Алкивиад и другие вожди старались увлечь афинский народ разными планами новых завоеваний и приобретений за морем, Аристофан осмеял жадных искателей и изобразил, как два афинских болтуна и мечтателя основывают совсем по душе себе беспечальное царство птиц между небом и землею. Или Аристофан нападал на афинских граждан за их страсть слушать в суде бесконечные тяжбы и представлял, как сын решает не пускать в судебное заседание старика-отца, запирает его дома и гонит его товарищей-судей, являющихся в виде злых ос с острыми жалами; для развлечения старику позволяется устроить суд над двумя собаками. То Аристофан выводил модных учителей (Сократа в комедии «Облака»), которые берутся обучить своих молодых и взрослых слушателей всей науке и приучают их только дерзко спорить и беззастенчиво доказывать что угодно. То осмеивал слишком самоуверенного демагога (Клеона) или, наконец, представлял весь народ афинский под видом старичка, выжившего из ума, которого водят за нос льстивые говоруны. Аристофан часто брал через край: нападая на новых учителей, он осмеял самый интерес к науке и открытия ученых. Но никто в Афинах и не думал стеснять писателей и актеров комедий. Они могли представлять и высмеивать не только советников и вождей народных. Сам верховный господин в Афинах – народ позволял над собою смеяться.
Обучение. В большом городе, как Афины, можно было многому научиться. В народном собрании и суде постоянно рассматривали разнообразные дела, в речах граждане сравнивали свои и чужие порядки, вспоминая о старине, разбирали тонко поступки, мысли и чувства людей. На видных местах в городе красовались стройные здания и статуи, сработанные художниками, и глаз отвыкал от всего грубого, несоразмерного, нескладного, приучался к изящному. В театре выступала вся народная мудрость: представляли старину в мифах и новейшие события; действующие лица на сцене разбирали, какая должна быть правда на земле, живут ли люди рассудком или чувствами и т. д. Много мыслей возбуждали эти зрелища у посетителей, и много разговоров потом поднималось по их поводу. Благодаря всему этому и простолюдин мог развить свой ум, наблюдательность. Перикл был прав, когда сказал однажды в своей речи в народном собрании, что Афины – школа для всей Греции.
Но слова Перикла заключали в себе только хорошее сравнение. Он говорил в том смысле, как мы выражаемся, что жизнь есть лучшая школа. Настоящих же школ, учебных заведений для подрастающих, в Афинах и вообще в Греции было мало, и эти школы были плохи. Притом в них могли учиться только дети состоятельных родителей, потому что плата была высока.
