Журавлев обреченно молчал.
– Так, – продолжала она, – огурчики, хлеб. В общем, не заголодаешь! А что, есть на трассе, чтоб отравиться? Не-е-ет, – она покачала головой, – этого я не позволю!
– Господи, Тама, – процедил он сквозь зубы, – нет, конечно, тебе огромное спасибо! Но хинкали, рыбка с картошкой – это же все не доедет! Испортится до того, как я проголодаюсь! И что, все в помойку? Весь твой труд – и в ведро?
Она уверила его, что ничего не испортится и он все съест. Ну что с ней делать? Только смириться…
– Ну, – дрогнувшим голосом сказал он, – будем прощаться?
Сделал шаг и обнял ее, эту пожилую женщину, чужую еще несколько недель назад. Обнял и почувствовал ее родной запах – кухни, вчерашних духов, облетевшей пудры, волос, пахнущих травяным шампунем.
Тамара заплакала.
Журавлев гладил ее по голове и говорил давно позабытые нежные слова.
– На следующий год приедешь? – спрашивала она. – Ну ладно, не ври, понимаю! Но ты постарайся, слышишь? А вдруг сложится? И звони, слышишь? Хоть раз в три месяца, а?
Он кивал.
– И не забывай мои слова, женись! Нельзя мужчине без женщины, без семьи, неправильно это. Возьми молодую, неиспорченную. Найдешь, если захочешь! Найдешь! Ну какой ты старый, дурачок? Ты парень красивый, видный! Фигура какая! Просто не там искал, поверь старой Тамрико! Она ведь не дура. А то совсем захиреешь, – повторяла она.
Он снова кивал, смеялся, уверял ее, что она самая умная, умнее он не встречал. И лучше он не встречал! Потому, что своя. Родная. Мудрая, добрая. Светлая.
– Ты светлый человек, Тамрико! Спасибо судьбе за эту встречу, нет, честно, спасибо! Обещаю, буду звонить. – Он сам в это верил. – И да, постараюсь приехать. Нет, честно! И лекарства вышлю тут же, не беспокойся! Ну и вообще… буду скучать. А ты уж, моя дорогая, – он посмотрел ей в глаза, – постарайся не болеть, не нервничать и побольше отдыхать. И не расстраиваться из-за своих девчонок. Сама знаешь – они хорошие, просто такая жизнь.
– Давай, сынок, – всхлипнув, сказала Тамрико. – Позвони, как доберешься! Слышишь, обязательно позвони! Все равно спать не буду.
Журавлев поцеловал ее в щеку, в горле застрял тугой, напряженный комок. Сел в машину и двинулся. Он ненавидел прощаться. Из окна помахал. Закивав, Тама замахала в ответ. Он смотрел в зеркало и видел ее полную фигуру в цветастом халате, пока не повернул за угол.
«Ну все, теперь все. Теперь только дорога. Пару часов, а там и поспать, – зевнув, подумал он. – Все, все, сосредоточиться!»
Небо засинело, и начинало набирать силу солнце. Тепло, красота. А завтра к вечеру будут дожди, в Москве всего-то пятнадцать – он слышал сводку погоды. Ну и ладно, что делать! Такой вот климат на его родине, в родной средней полосе.
По дороге ползли грузовички, пролетали подержанные иномарки и старые, видавшие виды «Жигули».
Женщины трясли одеяла, выбивали подушки, в палисадниках стояли коляски с младенцами, слышались шум электропил, мычанье коров, блеянье овец. По полю отчаянно тарахтел старенький трактор.
Он глянул на часы – шесть утра. Жизнь просыпается. Впереди показался указатель с названием села. Что-то знакомое. А, это же вотчина полицейского царька, место, где вчера была свадьба. Свадьба… Как там она, принцесса Будур? Изломанная, измученная, перепуганная… Бедная девочка…
Ладно, все. Хватит. Чужая жизнь, чужие проблемы. Ему бы со своими разобраться.
В сентябре должна быть халтура – школа, детские садики. Свадьбы. Ну это уж жирный кусок.
С Милкой надо встретиться, подкинуть деньжат. А их почти нет… Значит, займет. Хорошо бы поделиться Тамиными дарами с Алкой, завести им с Милкой вкусностей.
Съездить на кладбище к маме и бабуле, покрасить оградку – три года не красил, позор. Послать подальше Лолиту. Окончательно и бесповоротно. Грубо и доходчиво.
Залечить дырку в зубе – он потрогал ее языком.
Да, купить осенние ботинки – старые протекают.
Сдать в химчистку зимне-осеннюю куртку.
Съездить к ребятам в гараж, посмотреть, что с машиной. Наверняка надо что-то подделать.
В общем, дел навало2 м, как говорит приятель Гришка. Вот именно навало2 м. А он о чужой невесте. В смысле жене.
И он прибавил газу, чтобы поскорее проскочить знакомое село. Чем скорее все это вылетит из головы, тем лучше.
Он выехал из села, проехал еще минут двадцать, вдруг перед ним, как черт из табакерки, выскочила худая фигурка подростка в джинсах и кроссовках, в большой, явно с чужого плеча, широкой майке и в бейсболке.
Журавлев резко затормозил, громко выматерился и, высунувшись в окно, заорал:
– Тебе что, жить надоело?
Подросток сделал шаг к машине, открыл дверь и плюхнулся на пассажирское сиденье.
От такой наглости Журавлев обалдел. И тут же увидел, что это не парень, а девушка – за спиной у наглячки болталась толстенная, распушившаяся коса.
Молчали.
– Ну? – Журавлев смотрел перед собой. От неожиданности и злости тряслись руки. – Ну и что дальше? Тебе пора выходить.
Девушка сорвала бейсболку и уставилась на Журавлева.
– Вы меня не узнаете? – тихо спросила она.
Он повернул голову.
– Это… вы? – спотыкаясь, произнес он. – В смысле ты? Вчерашняя невеста? Кажется, Лале?
Кивнув, она опустила голову.
– Я…
Журавлев заерзал на сиденье.
– Прости, но что это значит? Ты вроде… – И, окончательно растерявшись, он замолчал.
– Я сбежала, – прошептала она, натягивая бейсболку, – рано утром сбежала. Пока все спали. И этот спал. Почти до утра его не было. С дружками напивался. А под утро пришел. Упал в кровать и захрапел. Свинья, – зло сказала она, – мерзкая, жирная, потная и вонючая свинья.
Журавлев присвистнул.
– Дела… Ну и что дальше? Ты решила сбежать?
Лале кивнула.
– Ну да, а что мне оставалось?
– Понимаю, – ответил он. – Я сам вчера удивлялся, как тебя – и такому?
Девушка вздохнула.
– Его папаша мою семью шантажировал. Обещал, что посадит отца. Тот… в общем, попал в плохую историю.
– Знаю, – вздохнул Журавлев. – Нехорошо. Как продали тебя. Ужасно. Все-таки двадцать первый век на дворе. А у вас все еще феодальный строй. Ужас какой-то.
– Ужас, – согласилась она. – Но договариваются родители. Сватают. Уж сколько я плакала, а ничего! Я плачу, мать с отцом плачут. А что делать? Если откажемся – он же нас уничтожит! Отца посадит, и нам жить не даст. Он мстительный, этот Цуладзе. И сынок его, Гия. В общем, я точно знала, что сбегу. Только не знала, как и когда. Но мне повезло! Мне должно было повезти! – упрямо сказала она. – Должно, понимаете? Потому… потому, что я жить не хотела. Думала, дотронется до меня, и я… сначала его, а потом себя, понимаете?
