Впрочем, самым важным нововведением Цезаря в области игр стала имитация морских сражений. Он выкопал огромную яму на Марсовом поле, там, где прежде проводились скачки, а затем заполнил её водой и заставил ещё шесть тысяч военнопленных на лодках сражаться, изображая тирийцев и египтян. Если верить Светонию, это новое развлечение вызвало такой ажиотаж, что люди приезжали за несколько дней и ночевали в палатках, а несколько человек, пытаясь всё хорошенько разглядеть, погибли в давке
[261]. Есть какая-то странная ирония в гибели зрителей, которым не терпелось посмотреть на казнь. Но это было только начало! Август устроил ещё более масштабное морское сражение, вырыв целое искусственное озеро и наполнив пленниками целых тридцать трирем, чтобы реконструировать Саламинское сражение. Ещё позднее, в 52 году н. э. Клавдий вынудил зрителей дотащиться до настоящего озера – Фуцинского озера в центральной Италии – и заставил девятнадцать тысяч преступников сражаться на огромных деревянных баржах. По-видимому, зрители смотрели в основном на то, как они тонут. Клавдию пришлось использовать преступников, потому что военачальник из него был так себе, и лишних военнопленных у него не нашлось. Его приёмный сын Нерон предпочёл не ехать за город, а понастроить в Риме огромных зданий. В частности, на том же Марсовом поле он возвёл деревянный амфитеатр, наполнил его водой и морскими животными (нескольким дельфинам и тунцам очень не повезло) и покрыл навесом, украшенным звёздами. А затем реконструировал сражение между афинянами и персами. Просто потому что он мог себе это позволить.
Должно быть, вы заметили, что где-то между Августом и Нероном эти впечатляющие массовые казни из способа избавиться от лишних узников превратились в поразительные зрелища, для которых требовалось много человеческих тел. Такова была тенденция: стоило одному императору сделать что-то настолько потрясающие, что дети спрашивали родителей: «Где вы были, когда божественный Август выкопал озеро и устроил на нём битву?» – и следующий император чувствовал необходимость устроить что-то подобное. Это касалось и наместников провинций, и провинциальных аристократов, и любого, кто мечтал оставить след в истории какого-нибудь маленького города на территории нынешней Бельгии. Если хочешь, чтобы тебя помнили, сделай что-то, о чём люди будут говорить, даже если речь о казнях.
Из всех императоров самым большим любителем театра был Нерон, и его подход к развлекательным убийствам по приговору суда был поистине новаторским. Переодевания Нерон любил почти так же сильно, как убивать своих родственниц, а больше всего он любил всё делать по-своему. Он устроил первую костюмированную казнь, приказав нарядить вора по имени Мениск Гераклом и сжечь его заживо. По сравнению с масштабным морским сражением звучит скромно, но не стоит забывать, что шанс увидеть реконструкцию морского сражения выпадал раз в жизни, а людей, стащивших что-то из императорских садов, сжигали на кострах очень часто. Чтобы переодеть преступника Гераклом, требовалась всего-навсего одна львиная шкура, но, по-видимому, этого было достаточно, чтобы оживить мероприятие. И достаточно, чтобы некто Лукиллий написал об этом целую эпиграмму. По-гречески. Назвав это знаменитым зрелищем. Очевидно, обычные казни всем ужасно наскучили. К счастью для искушённой римской публики, Флавии вот-вот должны были построить величайший амфитеатр, чтобы показать всему миру, как следует убивать для развлечения.
Амфитеатр Флавиев в наши дни известен под своим просторечным названием Колизей. Сегодня он считается таким важным памятником римской архитектуры и цивилизации вообще, что трудно представить себе Древний Рим без него; однако его начали строить только в 72 году н. э. а закончили только в 80 г. Боюсь, никому из ваших любимых Юлиев-Клавдиев ничего подобного и в голову не могло прийти. На открытии Колизея император Тит пролил столько человеческой и звериной крови, что у зрителей глаза лезли из орбит. Историки – как древние, так и современные – делали акцент на том, что погибло от пяти до девяти тысяч животных, что в грандиозных сражениях кораблей и армий участвовало бесчисленное множество гладиаторов, что охотники убивали львов, а слоны сошлись в ужасной, но, наверное, захватывающей битве. Но единственного автора, который видел эти зрелища собственными глазами, ничуть не меньше интересовали поразительные казни, также входившие в программу торжественного открытия. Поэт Марциал написал серию эпиграмм, восхваляя грандиозный размах самого здания и то, что он увидел внутри. Шесть из них посвящены театрализованным казням не названных по имени преступников, и от изощрённости приготовлений, которые требовались, чтобы всё это организовать, у меня мурашки по коже.
В первой эпиграмме описывается нечто настолько отвратительное, что разум отказывается в это верить. Вот как она звучит в переводе:
«Верьте тому, что с быком диктейским сошлась Пасифая:
Древняя ныне сбылась сказка у нас на глазах.
Пусть не дивится себе старина глубокая, Цезарь:
Все, что преданье поёт, есть на арене твоей»
[262].
В переводе на современный язык, Марциал описывает устроенную в Колизее реконструкцию мифа о Пасифае, дочери бога солнца Гелиоса и жены Миноса, царя Крита. Посейдон одолжил Миносу прекрасного белоснежного быка, которого Минос должен был вернуть ему посредством жертвоприношения, но бык там понравился царю, что он отказался приносить его в жертву. Посейдон был достаточно злопамятным богом, поэтому он наказал Миноса, наложив проклятие на Пасифаю и внушив ей сильное и неутолимое половое влечение к быку. Пасифая, будучи не в силах сдержать свои желания, убедила мастера-изобретателя Дедала сделать полую деревянную корову, чтобы обмануть быка. Пасифая забиралась внутрь этой коровы и ждала, пока бык начнёт с ней совокупляться, а затем подставлялась под бычий пенис. То есть она как бы насиловала быка. От этого союза родился Астерий, более известный как Минотавр. И, видимо, нечто подобное демонстрировалось на арене Колизея сразу после охоты на львов и непосредственно перед сражением гладиаторов: женщину поместили в деревянную корову и заставили на глазах у всех совокупляться с быком, в результате чего она, по идее, должна была умереть. Даже если она пережила это, её наверняка добили за сценой. В общем, уму не постижимо.
Очень хочется верить, что описанное в этой эпиграмме – всего лишь выдумка, но историки любят ссылаться на выдумки писателей, доказывая, что такое случалось в действительности. Помните «Метаморфозы» Апулея – роман, о котором мы говорили в шестой главе? В «Метаморфозах» есть один печально знаменитый эпизод, в котором главного героя, Луция, превратившегося в осла, заставляют участвовать в изнасиловании осуждённой отравительницы. Если верить роману, казнь заключалась в том, что сначала женщину на глазах у зрителей насиловал осёл, а потом выпускали дикого зверя, который должен был сожрать их обоих. Занимательное представление для всей семьи. Луций, хоть он и выглядел как осёл, не хотел быть съеденным, поэтому улучил момент и сбежал. Никогда не забуду, как читала этот фрагмент, сидя в аудитории 4D библиотеки Бирмингемского университета и медленно погружаясь в состояние чистого молчаливого изумления. А потом приставала ко всем своим друзьям и заставляла их тоже это читать. Это ошеломляюще отвратительно, но, по-видимому, римляне действительно устраивали нечто подобное.
