Страбон рассказывает эту историю посреди довольно скучного географического описания Этны, потому что казнь Селура показалась ему необычной. Даже в Риме, даже на арене далеко не каждый день создавалось такое напряжение; в мире, где, увы, отсутствовали многосерийные теледрамы с интригующими сюжетами и даже приличный драматический театр (римские пьесы просто ужасны), недолгое, но напряжённое ожидание того, когда и как человек умрёт, было замечательным развлечением. Нетрудно представить себе, как толпа римлян эпохи республики наблюдает за приготовлениями, замирает в предвкушении того, что сейчас произойдёт, и постепенно принимается шуметь, тем самым наверняка разъяряя животных. Когда я представляю себе эти римские толпы, я думаю о людях, которые в 1989 г. собрались у тюрьмы во Флориде, где казнили на электрическом стуле Теда Банди. Сотни людей заполонили парковку перед зданием тюрьмы штата и целый день распевали пародию на песню American Pie
[258] со словами о Банди и запускали фейерверки, щеголяя в футболках с надписью «Гори, Банди, гори!». На YouTube можно найти видеозапись, на которой эти люди ликуют, пьют, празднуют и буквально кричат от радости, услышав, что Банди мёртв. Современная культура относится к праву человека на жизнь более трепетно, чем какая-либо из культур прошлого, но даже в наши дни находятся люди, которые не прочь устроить праздник с тематическими футболками и сжиганием чучел в честь того, что в соседнем здании человека казнят на электрическом стуле. Представьте себе, как бы они радовались, если бы могли видеть, как он умирает! Особенно если бы Банди бросили под ноги слонам, как римских дезертиров в 167 году до н. э. или сожгли на костре, или скинули в яму с разъярёнными быками. Таким людям это понравилось бы. Вот и римской публике это нравилось.
В 1980-е казнь с помощью электрического стула уже выходила из моды, но в 1880-е этот способ был предложен как более гуманный, чем обычное повешение. Да и казнь через повешение постоянно модернизировали, чтобы ускорить её и уменьшить страдания осуждённого. Повешение с падением с большой высоты придумали, чтобы шея ломалась быстрее, чем при падении со стандартной высоты, которую, в свою очередь, ввели, чтобы смерть наступала быстрее, чем при падении с небольшой высоты. В США электрический стул постепенно заменили введением смертельной инъекции – смеси обезболивающего и парализующих веществ, вызывающих остановку сердца. Смысл всех этих нововведений заключался в том, чтобы уменьшить страдание приговорённого, сделать его смерть настолько безболезненной, незаметной и достойной, насколько это вообще возможно. Эти убийства совершаются в закрытых помещениях, и наблюдать за ними позволено лишь нескольким людям. У приговорённого есть право на последний ужин и последние слова – последний шанс проявить самостоятельность и индивидуальность. После смерти с его телом поступают в соответствии с его собственными распоряжениями. В ходе этих современных западных (американских) казней государство парадоксальным образом выступает одновременно в роли убийцы и в роли защитника жертвы. Толпы на улицы могут сколько угодно кричать, ликовать и плясать, но государство защищает приговорённого от всякого вреда и страданий вплоть до момента, когда оно же его и убивает. Это очень, очень странно.
Римлян бы ужасно рассмешили эти американские казни. Римлянам чужды были эти парадоксы и сомнения, связанные с правом на жизнь, приватностью, человеческим достоинством. Последнее было привилегией, которой удостаивались очень немногие. Право на жизнь нужно было заслужить, будучи богатым и полезным гражданином, не нарушавшим правила. А те, кто нарушал правила, получали по заслугам. Римлянин поинтересовался бы, зачем вообще государству кого-то убивать, если этого никто не увидит. Кого устрашит тайная казнь? Прибейте преступника гвоздями и выставьте на перекрёстке! Разденьте его, проведите по улицам и убейте на арене, на глазах у половины города, чтобы граждане видели, что происходит с теми, кто связывается с римлянами! Мучьте его, истязайте его, пусть он истекает кровью и кричит, пусть он слышит, как ликует толпа, презирающая его, как радуется римский народ его боли! Пусть он испытает невообразимое унижение, пусть его разорвут на части, сожгут заживо, раздавят, зарежут, и всё это – в назидание и на потеху толпе. А затем бросьте его изуродованные останки в яму и переходите к следующему. Вот что такое настоящее устрашение, настоящее наказание, настоящее возмездие! Вот что происходит, когда связываешься с римлянами!
Оставалась, правда, одна проблема. Одна проблема для римлян: для нас, жителей современного Запада, верящих в достоинство личности и неотъемлемые права человека, здесь как минимум восемь миллионов проблем, но римлян беспокоило кое что-то попроще: видевшему, как закалывают, вешают, сжигают или съедают человека, не интересно смотреть на ещё одну точно такую же казнь. Одна смерть от меча похожа на другую. Одно сжигание ничем не отличается от другого
[259]. Животные слегка непредсказуемы, но в конце концов они сожрут лицо жертвы, а это вы уже видели на днях на мозаике в доме приятеля. Так что лучше сбегать перекусить, потому что после истребления сорока слонов и перед сражением пятидесяти пар гладиаторов глупо тратить время на очередного парня, который останется без лица. Одна из найденных в Италии надписей описывает четырёхдневные провинциальные игры в какой-то дыре – прямо скажем, не мероприятие высшего уровня, скорее, даже ниже среднего – и последний день этих игр целиком был посвящён казням. Целый день казнили преступников, одного за другим
[260]. Разумеется, всем это наскучило. Зрители быстро теряли интерес к происходящему на арене, им хотелось чего-то новенького, а римские государственные деятели были очень, очень богаты и очень изобретательны по части весёлых способов убийства людей. И ещё – словно самый страшный драмкружок в истории – они обожали переодевания.
Первым, кому пришло в голову совместить изысканное развлечение с государственной необходимостью – театральное искусство с публичными казнями – был неутомимый реформатор Юлий Цезарь. Он не знал, что делать со множеством захваченных им в плен врагов и, по-видимому, не хотел тратить время на скучные казни. Поэтому он заставил пленников разыгрывать на арене битвы, то есть, фактически, убивать друг друга на глазах у толпы. Вот каким гением нужно быть, чтобы в честь тебя назвали месяц. Эти потешные битвы отличались от сражений гладиаторов. Гладиаторов учили биться элегантно, соблюдать правила и стараться не устраивать бессмысленную резню. Битвы пленников выглядели гораздо уродливее, и правил здесь было гораздо меньше. Это была форма казни: интрига отсутствовала, зрители не восхищались талантами профессионалов, а наблюдали за тем, как несчастные отчаянно бьются за право пожить хотя бы ещё одну минуту. Празднуя своё триумфальное возвращение в Рим в 46 году до н. э. и победу над всеми римлянами, не желавшими подчиняться его власти, Цезарь вывел на арену несколько тысяч людей, из них три сотни на лошадях, и уселся поудобнее, чтобы посмотреть, как они убивают друг друга. Казалось бы, после всех организованных им войн, истреблений и вторжений Цезарь должен был быть сыт по горло сражениями не на жизнь, а на смерть. Но, по-видимому, ему всё было мало.
