— В субботу перепадет. — Едва слышно фыркнув, произношу я, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди. И одновременно ноги. Он заводит. Заводит меня всем и всегда.
— Что? — Тени снова оседают в глазах. Он все слышал. Он хочет твердого подтверждения, что я не разочарована, не обижена, как пятнадцатилетняя девочка, которую восприняли сначала неправильно.
— Ты ж надеялся, что перепадет тебе от хрупкого создания, целыми днями торчащим в кафе. — Чуть склоняю голову, впитывая сдержанное движение губ, попытавшихся усмехнуться. — Вот, сообщаю, в субботу перепадет. Мы же с тобой договорились уже, нет?
— Оль, да я не… мне правда стыдно. — Нихера не стыдно. Вообще даже не близко. Не уверен был в моей реакции — да, пожалуй. Но рассчитывал скорректировать мой настрой. Не пришлось.
— Да ладно, Зорин, угомонись. — Все-таки не сдержалась и рассмеялась с удовольствием глядя в его глубокие зелено-карие глаза. — Я честно просила, ты честно ответил. Ты же сам советами в ресторане плескал, что, мол, не задавай вопрос, на который не готова услышать ответ и прочий пафос. — Вяло машу рукой, закатывая глаза и снова смотрю на него.
И замираю. Там уже не тени. Там полный всепоглощающий хаос. Жажда, голод, желание обладать.
— Иди ко мне. — Полушепотом, не отрывая взгляда от моих глаз.
Которым не подчиниться невозможно. Краткая полусекунда чтобы встать, еще миг чтобы приблизится. Рывок за локоть, чтобы упасть ему на колени. Смешение дыхания. Глаза в глаза, короткий миг на провал в небытие и щемяще-сладкий поцелуй. Его руки на моей талии, мои на его шее. Парфюм с горечью, но ванилью под кожу.
Отстраняясь, чувствуя, что накрывает. Его глаза горячие, опьяненные. Сидеть неудобно, понятно почему.
— Отель?
Мой палец почти успевает оборвать его предложение. Почти. Сказанное доходит до разгоряченного сознания, разрывает его возможностью. Заставляет снова ногти впиться в его шею, ошибиться его со вздохом, сжать мою кожу на пояснице.
— На пять минут? Ты же страдал только что, что ненадолго приехал.
— Ольга Дмитриевна… ну это же жестоко. Ну, жестоко же, блять! Ну правда жестоко. — Прикрывает глаза ладонью, и я едва сдерживаю смешок. — Ты же хорошая, добрая девочка… Ну я же так на это надеюсь!..
Смеюсь и встаю, он придвигается к столу. Чтобы не так заметно было. Рука все так же скрывает глаза, губы кривятся, стремясь не выдать усмешку. Ему кто-то звонит, он досадно морщится и смотрит на меня почти с отчаянием.
— Езжай. — Усмехаюсь я, слегка задевая щиколоткой его колено под столом и облизывая верхнюю губу. — Чего сидишь-то, Зорин?
— Я тебя в субботу… за все, короче, отомщу.
— В свете последних событий относительно мести… — не могу скрыть глумливой улыбки, — сожжешь, что ли?
— Зажарю. — Многозначительным взглядом с эротикой в глазах. — Бывай, Ольга Дмитриевна. В субботу к часу за тобой заеду.
Вот тянется время, когда чего-то ждешь. Тянется так, что злиться начинаешь. В субботу злиться я начала по другому поводу — никак не могла довести себя до идеала. То небесно-голубое коктейльное платье не так сидит, то завитые волосы не так лежат. Рука дрогнула, когда ровно в час звонок мобильного разрезал тишину моей комнаты.
Вылетела из квартиры, едва не звезданувшись со шпилек, зацепившихся за порог. Зорин стоял у большого белого внедорожника, припаркованного сразу у моего подъезда. На глазах авиаторы, белая приталенная рубашка, черные стильные брюки и лаковые туфли, начищенные до зеркального блеска. Вот вроде все просто, а сердце все равно кульбит сделало.
— Оль, ну неприлично же, — зубы блеснули в белоснежной улыбке, когда он пошел мне навстречу. — Ну не прилично на чужой свадьбе быть красивее невесты.
Подает руку, галантно помогая сойти со ступеней и тянет на себя, вынуждая прижаться к своей груди. Обдает ароматом его парфюма. Кружит голову. Прикусываю губы, ощущая как ускорился пульс и глядя в свое отражение в стеклах очков. Краткая заминка.
— Твоему образу не хватает маленькой детали. — Усмехается, когда я отвожу голову, не давая коснуться губ.
— Это какой же? — мои пальцы чуть сжимают его плечи.
Извлекает из кармана брюк черный бархатный футляр. Я прищуриваюсь, глядя как он его открывает и извлекает красивый браслет желтого металла, с множеством бусин играющих бликами на острых гранях.
— Твои руки заняты. — Подушечками пальцев по браслету Ланы. — И я посмел покуситься на твои ноги.
Прежде чем слова доходят до моего распаленного сознания, он приседает на корточки, извлекает браслет и через мгновение застегивает на правой щиколотке, заставив меня окончательно растеряться. Снова пауза и он поднимается с корточек, медленно скользя кончиками пальцев по коже голени вверх и запуская под кожу ватную слабость.
— Теперь просто идеально. — Пальцы по бедру вверх, с нажимом по ягодице и останавливаются на пояснице. — И прежде чем ты начнешь возражать, я тебе сообщу, что это подарок. Так что прими и не обижай меня. Да и вообще… — пальцы сжимают ткань платья на пояснице, — я давно хотел вот так провести рукой по твоим ногам и вот нашел идеальный повод. Похвалишь меня за находчивость?
— Прямо здесь? — пошло фыркаю я и тянусь к его смеющимся губам.
— Господа, если что, то вы опаздываете. — Ленивый голос доносится из приоткрытого окна внедорожника. — Это все, конечно, круто, я вам завидую и все прочее, но время поджимает. До «Пикадилли» еще через весь город пилить.
Зорин хмыкает мне в губы и взяв за руку подводит к задней двери, чтобы по джентельменски ее распахнуть. И провести по моему бедру пальцами, когда я сажусь в салон.
Он, обойдя машину, садится рядом. Патрол трогается. Зорин трепется со своим адвокатом о каких-то счетах и транзитах по ним, а вот рука Саши с такой себе ненавязчивой настойчивостью сжимает мое колено и медленно, о-о-очень медленно двигается вверх сдвигая ткань платья. И заставляя горячую тяжесть оседать внизу живота.
Закуривает, бросает на меня хитрый взгляд и я не могу удержаться. Моя рука так же как и его сжимает его колено. Прерывается на полуслове, метает на меня быстрый взгляд и выпучивает глаза. Прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Зорин продолжает разговаривать с Антоном, но голос заметно ниже. И становится все ниже с каждым сантиметром который преодолевают мои пальцы, с нажимом касающиеся внутренней стороны его бедра. В воздухе повисает напряжение, и даже Грановский это чувствует. Отворачивает зеркало заднего вида так, чтобы нас не видеть.
Зорин смеется и склоняется к моему уху, одуряюще коснувшись мочки языком:
— Так значит, еще вопрос в том, кто кого сегодня зажарит?
— Открытый вопрос. — Смеюсь я, отстраняя его руку и с трудом и неохотой убираю свою.
Напряжение в салоне спало и Грановский неподдельно облегченно выдохнув, закуривает и открывает окно. Мне почему-то становится смешно. Особенно смешнее от злорадной улыбки Саши и его взгляда в затылок Антона. Не знаю почему, но это правда смешно.
