Его пальцы с силой сжимают мои ягодицы, губы становятся еще жестче, еще настойчивее, выжигая меня из собственно с ума сходящего тела, потянувшегося к пуговицам на его рубашке.
Нас прервали. Стуком в дверь, сразу же разорвавшим наш сгорающий в желании мир.
Отстраняюсь мгновенно, чтобы осознать, насколько большие проблемы у меня с головой. Отдергиваю руки от его уже наполовину расстегнутой рубашки.
Зорин выглядит одновременно растерянным, злым и распаленным. Но по моему смятенному виду понимает, что продолжения банкета требовать сейчас не стоит. Прикрывает чуть дрогнувшей ладонью глаза и протяжно неровно выдыхает, убито качая головой.
— Убил бы, блядь… — с ненавидящим взглядом в сторону двери, сквозь стиснутые зубы.
Пока я запоздало встаю со стола на неверные ноги, он уже успевает на ходу застегнуть рубашку, и упасть в свое кресло, тесно придвинувшись к столу. Прям-таки очень тесно, чтобы даже целенаправленный взгляд не увидел его тело ниже пояса. Причина мне ясна, и я, несмотря на шок грядущий после анализа произошедшего, довольно улыбаюсь, усаживаясь на свое место и оправляя одежду дрожащими пальцами.
Он успевает заметить мою улыбку, ведет уголком губ, но сдерживается, велев незваному гостю заходить.
Отходняки жесткие. С дрожью в руках, сцепленных на скрещенных ногах, с медленно спадающими оковами с разума, не желающего расставаться с разочарованно воющем в голове хаосом. Смотрю, как официантка расставляет тарелки на столе, наполняет для меня бокал вином, и думаю, что я уже пьяна, и это опьянение не чета хоть десятку бутылок вот этого белого сухого.
Рассеянно усмехаюсь краткому взгляду девушки на меня — томление и правда чувствуется в воздухе, и она прекрасно поняла, что пришла не вовремя.
Перевожу взгляд на Зорина и при виде закушенной губы и потемневших глаз с такой зовущей поволокой, понимаю, что снова пьянею, даже не успев протрезветь от произошедшего.
Рациональность в голове захлопывает свою пасть и снова с удовольствием отдается горячим теням мрака, предвещающим продолжение прерванного безумия. Губы пересыхают, инстинктивно облизываю и вижу, как он задерживает дыхание, не в силах отвести от этого взгляда. Что творится? Что твориться-то, твою мать, Ольга Дмитриевна? Подымай седалище и на всех порах прочь отсюда. Ты ненормальная, он ненормальный, и сталкиваться вам не нужно.
Но я сижу на месте. Почему-то. Сижу и сдерживаю желание поторопить официантку, удаляющуюся вроде бы достаточно быстро. Быстро, но так раздражающе медленно. Что вообще я несу?..
Дверь хлопает, мы вдвоем. Глаза в глаза. Пульс ускоряется. Его движение, свидетельствующее о том, что он хочет встать, но я отвожу взгляд в сторону и отрицательно мотаю головой.
Подчиняется. Шелест ткани, щелчок зажигалки, сигаретный дым, подобием успокоения обволакивающий натянутые нервы. Не перевожу на него взгляд, медленно и глубоко втягиваю воздух.
— Возьми.
На совершенно позабытые мной бумаги кладет пачку сигарет и очень красивую серебряную зажигалку. Цапаю их резко и быстро, чтобы он не увидел как тремор все еще сотрясает кончики пальцев. Но, естественно, заметил, когда я подкуривала. Откидываюсь на спинку стула, затягиваюсь, насыщая легкие и кровь пьянящим чувством. Прикрываю глаза ладонью с зажатой сигаретой и отмечаю, что под гнетом никотина, дрожь становится меньше.
Горечь на языке и во мне. Чуть не отдалась на столе его кабинета. Такое могло произойти с моей знакомой Лидой, мечтающей о всепоглощающей страсти, с подружкой Катьки Тоней, у которой всегда были только одни романы на уме. Но не со мной. Не со мной.
Снова затяжка, не открывая глаз. Не знаю, что делать. Логичнее всего встать и уйти. А бумаги? А кафе? И как мне с ним быть? И вообще со всем этим?
— Так. — Скрип кресла, звук плеска жидкости в бокал, — чтобы сразу исключить недопонимание между нами — я в стадии развода.
Смех вырывается из меня каким-то хриплым гарканьем. Открываю глаза и смотрю на него, затушившего сигарету, подпирающего висок пальцами с зажатым в них бокалом виски и твердо глядящего на меня.
— Мне поздравить или пособолезновать? — даже не пытаюсь скрыть сарказма, благодарно кивнув на пододвинутую пепельницу.
— Возрадоваться.
— Это с какой стати? — Вот снова. Снова эта гребанное чувство раздражение сжигающею к херам все желание, и орущее на разум, мол, вообще, что ли? Как можно было его так хотеть несколько минут назад? Вот его и хотеть? Как?
— Оль, а поговорим откровенно?
— А валяй. — Не могу погасить вызова в голосе.
— Ты вот так, как было до того, как нас прервали, часто с мужиками зажигаешь?
— Каждый день. — Вежливо улыбаюсь, даже не скрывая иронии в голосе. — Иногда даже по нескольку раз в день.
— Вот и я впервые. — Пропускает мою издевку мимо ушей, отпивая виски и глядя на меня испытывающее и неприятно тяжело. — Люди мы взрослые, так почему бы не попробовать, если так… тащит. М?
Усмехаюсь и, поставив на подлокотник своего кресла пепельницу, тушу сигарету, наблюдая, как медленно гаснет алый конец.
— Может быть потому, что Александр Михайлович не до конца честен?
— Отчего же? Я вполне честно сказал о разводе. На следующей неделе я уже по бумагам официально не обременен семейными обязательствами. А так, уже месяца четыре, как не обременён.
— Саш, я тебя поздравляю. Желаю тебе счастья и здоровья. Или что там желают разведенным мужикам, я не в курсе. — Доброжелательно улыбаюсь и собираюсь встать с кресла, но он, мгновенно перегнувшись через стол, перехватывает меня за кисть, потянувшуюся к клатчу. — Нет, не это желают?
— Не это. Особенно не это должна желать девушка, на которую у меня виды.
— Мне тут полагается растаять?
— Никогда бы не подумал, что ты способна так язвить. — Пальцы сжимают кисть крепче, и я снова чувствую вспыхивающее в животе горячее чувство томления. — Так значит, Александр Михайлович не о том говорил, когда ему заявили, что он не до конца честен, верно?
— Именно. — Соглашаюсь я, и пытаюсь свободной рукой расцепить его пальцы, но мало что у меня из этого выходит, и я в нехорошей задумчивости смотрю на нож возле тарелки на столе.
— Уточни. В чем же я не честен? — нож отодвигают от моей тарелки. Вместе с вилкой.
Сдавшись, откидываюсь на кресло, но своих пальцев он не расцепляет.
— Начнем с начала — в кафе ты ко мне подсел не случайно. Мне нужна причина. — По промелькнувшей тени в глазах понимаю, что это сомнение у меня было небезосновательно. — Я не дура, Зорин… Сам же сказал тогда. Перед тем, как брякнуть «задача усложняется». — Невесело усмехаюсь и поправляюсь, — вернее, не совсем дура. Положение вещей до меня пусть запоздало, но доходит. Всегда.
Он прикрывает глаза, расцепляет пальцы на моей руке и откидывается на спинку кресла, одним глотком осушив бокал.
