Мы прощаемся, я дождалась, когда она отключится и только тут облегченно выдыхаю, понимая, насколько напряглась, когда увидела входящий — сердце просто галопом скачет. И поздновато понимаю, что я вообще-то тут не одна.
Бросаю взгляд на Зорина, и немного стопорюсь от его выражения лица. Он торопливо, еще до того, как я успела расшифровать, придает себе непроницаемый вид.
— Извините. Всего доброго. — Произношу и встаю со стула, одновременно доставая из кошелька купюры за свой так и не съеденный бизнес-ланч. Все, чего мне сейчас хочется — рухнуть в свою машину и просто посидеть несколько минут, опустив голову на руль.
— Оль, задержись, пожалуйста. — Он удерживает меня за кисть. И снова будто и не было моего раздражительного отношения к нему, снова под кожей ток по венам и жар в месте прикосновения.
— Простите, я спешу. — Злюсь на свои идиотские реакции и излишне резко сбрасываю его руку.
— Я могу как-то помочь?
— Что? — абсолютно недоуменно поднимаю на него глаза, застыв с деньгами в руке.
— Это же был язык жестов? — уточняет он, придвигаясь к столу и внимательно глядя мне в глаза. — Я успел заметить фото ребенка на вызове, прежде чем ты ответила на звонок. И то, как поменялось твое лицо…
— Это уже переходит…
— Все границы. Да, знаю, как выгляжу после всех моих, так скажем, провокаций в разговоре. — Удерживает меня серьезным взглядом, — но, Оль, я же не из праздного любопытства интересуюсь.
Да что вообще с этим человеком? И что происходит со мной, когда я, вместо того, чтобы уйти, бросив купюры на стол, стою, смотрю на него, и просто хочу чтобы он снова коснулся.
— Нам не нужна помощь.
— Нам? Это твоя дочь?
Сглатываю с трудом, и, прикрыв глаза, выдыхаю, успокаивая сумбур из противоречивых эмоций.
— Нет. — Зачем-то отвечаю.
— Девочка глухонемая, верно? — в голосе снова сквозит тень, что была и тогда, когда он сидел на корточках у кресла где тряслась я тем вечером, успокаивая и давая возможность на краткое мгновение побыть слабой. — Оль, я не настаиваю, но говорю же, у меня не просто праздное любопытство.
— А что тогда? — усмехаюсь и падаю обратно на свой стул, но моя усмешка быстро сходит с губ, когда я снова смотрю в его глаза.
— Желание помочь и чувство вины, что я тут в бирюльки пытался играть с человеком, который мгновенно подавляет себя, чтобы не расстраивать своим раздраженным видом глухонемого ребенка.
Прикусываю губу, убито качая головой и окончательно понимая, что я совершенно не могу разобраться в этом человеке. Некоторое время назад доводившего меня за этим столом до бешенства, а сейчас соболезнующего об этом.
— Она просто немая и это временно. Я так на это надеюсь. Господи, зачем я вообще об этом говорю… — Прикрываю ладонью глаза, мысленно кляня себя последними словами за то, что болтаю лишнее и не могу, тупо не могу взять над своими эмоциями контроль. И чувствую тепло его пальцев на своей руке, с силой сжимающей телефон на столе. Этот жест совсем выбивает из колеи. И меня неожиданно прорывает.
Рассказываю о Катьке, о Лане, без особых подробностей, без истерики. Не открывая глаз и ровным голосом. Впервые вообще. И чувствую, что как будто что-то внутри рассыпалось. Что-то давившее по ночам, иногда не дающее заснуть. Что-то всегда обжигающее холодом, когда я вижу входящий видеозвонок от Ланы. Что-то пытавшееся меня швырнуть в истошный крик, когда я обнимала и гладила по спине задыхающуюся от слез маму, пока мы стояли у могилы моей Катьки… моей такой всегда жизнелюбивой и уверенной Кати…
Мой голос дрожит и тут же гаснет при последних мыслях, и на меня медленно накатывается осознание, как много лишнего я сейчас рассказала совершенного постороннему человеку. Это мгновенно трезвит. Я почти с испугом отнимаю ладонь от лица и гляжу в затягивающие, серьезные и чуть напряженные глаза. Его пальцы сжимают мою ладонь сильнее и я достаточно резко сбрасываю его руку, откровенно пугаясь себя и своих реакций от такого простого жеста. Реакций странных, подло и обманчиво шепчущих в крови, что сейчас, наконец, можно дать волю слезам.
Он не настаивает, молча наблюдает, как я в который раз себя подавляю. И негромко произносит:
— Так понимаю, врачи и занятия для Ланы не бесплатны…
— Мы ни в чьих деньгах не нуждаемся. — Неожиданно грубо для нас обоих обрываю его я, и гораздо более спокойным тоном, с ноткой извинения добавляю, — не бесплатны, разумеется. Но с финансами у нас проблем нет. Иначе я бы себе не позволила кафе, а пахала на двух-трех работах. Александр Михайлович, я не настолько уж бестолковая, как вы считаете. — Пытаюсь улыбнуться, выходит натянуто.
— Я так и не считаю. — А его улыбка, ровная и спокойная получается достаточно искренней, но она обрывается и он снова становится серьезным. — Так понимаю, что жест доброй воли ты не примешь?
— Подачку.
— Что? — его брови изумленно вскидываются.
— Подачку. — Повторяю не отвожу взгляд от кармана его пиджака. Там сигареты. Хочу курить, я уже устала от собственных эмоций и всего этого дебилизма. С трудом отрываю взгляд и холодно добавляю. — Как бедным и угнетенным с барского плеча. Я сама… мы сами со всем справимся и нам не нужна ничья помощь.
— Финансово нет, это я понял и повторять мне не нужно. — Он уязвлен, хоть и старается это скрыть. Как и раздражение в голосе. Но и то и другое у него получается весьма херово. — Но я не и не помогаю финансово. У меня некоторые проблемы были в прошлом, и я… не то чтобы занимаюсь детской благотворительностью, но, в общем, не могу ровно смотреть и стараюсь как бы… Блядь.
Тут уже наступила моя очередь удивляться. Он отвел взгляд, тяжело глядя в окно. Губы твердо сжаты, пальцы несколько нервно постукивают по столешнице и он тут же сцепляет руки вместе, чтобы скрыть это. И я тут прекрасно понимаю, что у этого человека очень редки моменты, когда ему не хватает слов. Эта ситуация именно такая. Только вот почему? Он, на мгновение дольше положенного прикрывает глаза и ровно произносит:
— Я считаю, что хороших людей в жизни мало. Вернее их почти нет. И когда встречаешь такого человека, то долг совести помог… оказать поддержку. Тем более, когда дело касается детей.
— К чему вы клоните?
— Сам не знаю… — рассеянно улыбается и качает головой, не переводя на меня взгляда. — Может быть это сейчас и прозвучит дико. Хотя нет, не может быть, эта реально дико прозвучит, но как насчет того, чтобы территория под твою кафешку стала твоей собственностью?
— То есть купить ее?
— То есть купить. Оль, не надо на меня так смотреть. Я же не деньги тебе предлагаю, а сделку купли-продажи. Знаешь, я очень люблю присказку про голодного и удочку, пусть это сейчас и прозвучит грубо в контексте твоей ситуации. Впрочем, мне кажется, ты тоже придерживаешься таких взглядов на жизнь. Согласишься и дышать легче станет, да и территория перспективна, на самом деле. Без напряга откроешь свою кофейню и прочее, в следующий сезон параллельно кафешку, сквером с весны начнут заниматься, проходимость там уже будет выше…
