Вообще, мне претила мысль быть учредителем третьей фирмы, я аккуратно ныла папе, прося поставить Кирилла, потому что я нихрена не понимаю, что там делать надо будет, три месяца назад я только закончила универ (с божьей помощью и папиными финансами, но о последнем он не знает), а потом полтора шикарных месяца шаталась по миру, празднуя великое событие и мне хотя бы немного надо поработать в «Радоне», чтобы примерно понять устройство этого мира. А Кирилл вон сколько уже крутится, вот пусть он и идет. Папа слушать меня не желал и рявкал, что на Кирилла у него другие планы, а я буду делать ровно то, что он мне будет говорить, остальное не моя забота. Я стояла, понуро опустив голову и соглашалась. Сопротивляться было опасно для морального здоровья.
Вот и сейчас, стою я такая у панорамного окна с видом на стелющийся под ногами город, прижимаю уже не такую холодную бутылку к голове и размышляю, а чем собственно должна заниматься глава юридического отдела, то есть я? За две недели работы я так и не поняла. Благо персонал, находящийся в моем подчинении умный был, понимал, что я тупая и жалел меня (надеюсь именно жалел, я все еще верю в человеческие качества у людей), периодически молча принося бумажки на подпись. Работать здесь я не хотела вообще, юриспруденция мне не нравилась. Все о чем я раньше мечтала — поступить на факультет международных отношений и открыть сеть маркетов элитных алкогольных напитков. Даже бизнес-план себе хороший сделала и когда пришла с протянутой рукой к родителю, чтоб просить стартовый капитал, то папа с Кириллом надо мной поржали и покрутили пальцем у виска. Папа еще повздыхал, что когда там, наверху, раздавали мозги я упустила момент, потому что тусовалась по второму кругу в очереди за красотой.
После окончания мной школы, не слушая моих «робких» возражений, папа впихнул меня сначала в юридический, а потом сюда со своей любимой формулировкой «будешь делать то, что я тебе говорю». «Да ну и хер с ним, буду. Буду делать вид» — едва слышно шептала я в ответ, ибо сопротивляться всегда было бесполезно.
Кириллу было проще, Кириллу вся эта херня нравилась, соответственно он в ней разбирался и был предметом папиной гордости, даже введшего моего брата в совет директоров. Кирилл всегда был папиным любимчиком. Потому что никогда не сопротивлялся. Вообще никогда. Даже…
— Блядь… — тихим шепотом, и торопливым заталкиванием внутрь того, после чего меня так и подмывает на дыбы встать. Было бы еще ради кого.
Господи, да когда меня отпустит уже?..
Оставшиеся двадцать минут я занималась подбором персон, которых хочу видеть сегодня рядом с собой в «Блейзе». Вышло двенадцать человек. Троих я беспощадно забрила, потому что у них оказались очень длинные языки. Дружишь-дружишь и на тебе, ты, оказывается, беременна, залетела из-за распутного образа жизни, и сделала аборт. Раз дцать (видимо с первого раза до моего организма не доходило — это мое предположение, откуда такое количество абортов). Эту удивительную инфу о себе я слушала, неприязненно приподняв бровь, что окончательно убедило в бредовости сказанного моего папу, позвавшего меня на расстрел после того как до него донеслась эта херня.
Сука, со второго курса института же дружили, и притом хорошо дружили. Очень хорошо. До сих пор мне бабло торчат. Года три уже как, а я дура все умильно лепетала, мол, ладно, потом отдадите, мы же друзья, что я трясти с вас буду, что ли … Нет предела человеческой подлости и моей наивности.
Царственно вплыв в конференц-зал, где собралась вся папина свита в ожидании Легроимовских зверей, я, как можно более естественно излучала доброжелательность и хорошее настроение, опускаясь в кресло между нашим топ-менеджером Олежей и Кириллом, скуксившим лицо и заявившем, что от меня несет, на что получил тычок под ребра и подавился глумливым смешком.
Папа, которого окружала его свита, наперебой что-то ему вещающая смерил меня испытывающим взглядом, который я с трудом выдержала.
— По местам. — Грянул его приказ, когда времени до десяти оставалось всего ничего и нам сообщили, что Легроимовские уже поднимаются.
— Сейчас зайдут, упыри. — Отчего-то веселясь, прошептал мне Кирилл. — Папа сегодня им глаз на жопу натянет, если опять не согласятся сделать тебя королевой объединенной стаи.
Я только хотела уточнить, как именно папа будет им глаз на жопу натягивать как дверь распахнулась, привлекая мой взгляд и у меня упало сердце.
— Охуеть… — потрясенно прошептала я, благо едва-едва слышно, и никто не заметил.
Он тоже почти сразу на меня посмотрел. Чуть побледнел. И все. Вся его реакция. Мимика, шаг все ровное, ледяное, непроницаемое.
— Видишь белобрысого? — одними губами произнес Кирилл, незаметно трогая меня под локоть. — Сам Лисовский. Гендир «Легроима» с контрольным пакетом акций, остальные его акционеры милитарные. Скользкая и опасная змея, которую свет еще не видывал.
Я перевела на него ошарашенный взгляд и с трудом сглотнула, поспешно беря себя в руки.
Лисовский сел напротив отца, быстро, почти незаметно метнув на меня взгляд серых глаз, и заставив мое сердце сорваться. Господи…
Начало переговоров с традиционным декорумом шло для меня белым шумом. Я периодически вытирала потеющие ладони о юбку и опасливо косилась на Лисовского. Надо отдать ему должное — он вообще не обращал на меня внимания. Говорил мало, но холодно и резко, отметая все попытки папиной свиты привести аргументы того, что вопросом набора штата сотрудников должен заниматься отцовский «Радон». Статистика, логистика, положение и подчеркнутые успехи Лисовский замораживал парой контраргументных фраз, приводя в доказательство более значимые успехи «Легроима» и в серых глазах плясами демонические тени — ему нравилось происходящее, он упивается этим.
Папа с Олежей и Киром пока молчали, зверье «Легроима» тоже. Вскоре Лисовскому надоело. Это было заметно по легкому, презрительному взгляду. Дальше он молча слушал доводы и аргументы наших. Едва заметно повел уголком губ, когда встретился взглядом с папой и… легкий, ничего не значащий жест указательного пальца, стукнувшего по лакированной поверхности стола. А я похолодела, потому что поняла — это была команда. Ледяное «фас» и псы ощерили зубы. А он откинулся на спинку стула с интересом наблюдая за начавшейся грызней. Кир не зря называл их зверьем, вот совсем не зря. Стая была сплочена, фантастически подготовлена, невероятно профессиональна и очень жадна до победы. Их километровые заумные монологи, с демонстрацией сложных графиков и схем наших руководителей служб напрягали, а на меня, как на самую тупую в конференц-зале, вообще наводили ужас. Они забривали, забивали наших, а ледяной вожак стаи сидел и наслаждался, это тоже было заметно. Протоколы разногласий полнились, новые данные фиксировались с сумасшедшей скоростью, благодаря свирепым псам Лисовского и стойкости нашей свиты.
Лисовский опустил взгляд вниз, очевидно шарясь в телефоне, губы его дрогнули, едва не выдав улыбку и тут он посмотрел на меня. Посмотрел победно, высокомерно и с каким-то холодным восторгом. Но взгляд короткий, тут же отведенный, и хотя это были не то, что доли секунды, это были доли мига, они все равно заставили мое сердце болезненно сжаться от предчувствия чего-то нехорошего.
