– Просыпайся, соня-засоня! – моё утро начинается с щебетания Зайцевой над ухом. Когда она вернулась? Зачем? И почему я не заметила?
– Янусик, вставай-вставай! Автобус уйдёт! – Маша безжалостно стаскивает с меня одеяло и суетливо скидывает на диван мою одежду. Знала бы она, как противно прохладный воздух щекочет пятки и совершенно точно не придаёт утру бодрости.
– Ты что делаешь? Какой ещё автобус? – тру глаза в бесполезных попытках осознать происходящее.
– Ну как «какой»! – пылко бросает Зайцева. Бодрая, окрылённая, по-настоящему счастливая. Вот что делает с девушками колечко на пальчике. – Я же тебе за ужином говорила! Мы едем в город за грязью. Вот как ты меня слушаешь, да?! Интересно, мою помолвку ты вчера тоже профукала?
– Такое профукаешь! – хмыкаю себе под нос и всё же встаю.
Чтобы успеть добраться до города первым рейсом, нам с Зайцевой приходится отказаться от завтрака. Голодные, но воодушевлённые небылицами о чудодейственных свойствах грязи, мы занимаем лучшие места в пустом и весьма промозглом салоне автобуса. Маша снова начинает безжалостно трещать, а я заваливаюсь вязаной шапкой на замёрзшее окно и, старательно вслушиваясь в рассказы подруги, ноготком выковыриваю изморозь со стеклянной поверхности.
– Ну и чего стоим?! – возмущается во весь голос Зайцева, то и дело поглядывая на часы. – Я обещала Егору, что мы вернёмся к одиннадцати. Не знаю, как ты, Яна, а я твёрдо решила сегодня покорить «жёлтую» трассу.
– Нет, я пас! Мне вчера по уши хватило и лыж, и компании Славика.
– Не горячись, Яна! – Зайцева по-хозяйски отпихивает меня и суёт свой любопытный нос в аккуратно расчищенный мной кусочек окна. – Ну, конечно! Волосы она накрутила, губки накрасила, реснички приклеила, а потом плюнула на автошколу и купила права!
– Ты чего, Маш?
– Да, вон, смотри! Какая-то барби заглохла посреди дороги, а мы с места не можем тронуться!
Зайцева недовольно пыхтит, носом выпуская клубы пара. Я же без особого энтузиазма следом смотрю в окно. Взглядом скольжу по заснеженной дороге, огромным сугробам вдоль обочины, а чуть поодаль замечаю ярко-красный автомобиль и ту самую блондинку за рулём. Опустив стекло, она растерянно хлопает глазками и, очевидно, путается в педалях. И пока дамочка пытается совладать с собственной тачкой, по обе стороны от неё выстраиваются длинные очереди из желающих поскорее возобновить движение.
– Кажется, поехали, – выдыхает Зайцева, стоит автобусу шумно заурчать и, наконец, тронуться с места.
– Она это сделала! – радуюсь за блондинку и снова выглядываю в окно. – Ну точно! Она оказывается просто не вписалась…
Мысли внезапно прерываются светом фар встречного автомобиля, а сердце снова пропускает удар. Я даже не сразу соображаю, что именно так насторожило меня в пролетевшем мимо автомобиле, пока не понимаю, что марка и цвет у него один в один как у Яна.
– Куда? – Маша снова тянется к окну.
– Что «куда»?
– Куда эта барби не вписалась? – подруга смотрит на меня внимательно и хмурит лоб, указательным пальцем сдвигая вверх шапку. – Але, Янка, ты чего такая?
– Маш, я второй день не могу отделаться от мысли, что Шахов где-то поблизости, – чеканю, заливаясь краской. Я и без сочувственного взгляда Зайцевой, понимаю, что брежу.
– Глупости! – отмахивается девчонка.
– Знаю! Просто этот парень в бирюзовой шапке, потом рояль, теперь тачка похожая…
В двух словах рассказываю подруге свои подозрения.
– Янка, – Маша кладёт голову мне на плечо и озябшими ладонями цепляется за рукав моей куртки. – Тебе показалось! Сама подумай: что ему здесь делать, а? Мы же у чёрта на куличках! Или Шахов решил на лыжах покататься? Так у него для этого есть Альпы, а не наши местные бугры, отдалённо напоминающие горы.
Зайцева говорит всё верно… И умом я это отлично понимаю, но, что делать с проснувшейся интуицией, не представляю.
– Хочешь, скажу что происходит? – она крепче прижимается ко мне и впервые кажется серьёзной. – Ты всё боишься его отпустить, перевернуть страницу и идти дальше. Цепляешься за любую надежду, но знаешь, что самое поганое во всём этом? С каждым днём становится только больнее! Когда мужчина любит – он не прячется! Всё остальное от лукавого…
Отворачиваюсь к окну и, закрыв глаза, пытаюсь унять жжение в горле.
– Талеева, не сердись! – просит Маша, дёргая меня за рукав. – Я просто не хочу, чтобы ты снова страдала. Не выискивай то, чего нет! И увидишь, жизнь заиграет красками!
– Я попытаюсь, – прикрываю глаза и остаток пути провожу в дрёме.
В поисках волшебной грязи нам приходится пройти не один километр по неочищенным тротуарам незнакомого города. Морозный воздух подгоняет шевелиться быстрее, а желание Зайцевой стать неотразимой заглушает чувство голода. Не знаю, как там с обёртываниями, но сам процесс поиска совершенно точно идёт нашим с Машкой фигурам на пользу. Замёрзшие, уставшие и изрядно оголодавшие, мы все же находим порцию серо-зелёной жижи и с чувством выполненного долга возвращаемся в отель.
– Хранить в тёплом, защищённом от солнечного света месте, – внимательно читает этикетку на упаковке Маша. Сметанообразная масса отвратительного цвета детской неожиданности, упакованная в плотный полиэтилен, противненько так хлюпает в руках подруги. И пока я морщу нос, Зайцева продолжает изучать этикетку.
– Яна, помяни моё слово! Через пару дней ты меня не узнаешь! Буду стройная, как тростинка!
– Ещё бы! – я всё-таки срываюсь и начинаю хохотать. – Отдать целое состояние за килограмм перегноя способна только ты. Теперь без вариантов, Маша. Ждёт тебя стройное, но, увы, голодное будущее!
Дорога до горнолыжного комплекса пролетает незаметно. От смеха слезятся глаза и болят животы. Хотя последние всё громче начинают урчать не от веселья, а голода. Продолжая перебирать ерунду, мы довольные вваливаемся в отель и сразу спешим к лифту.
– Сейчас быстренько пьём чай и кататься! – командует подруга и, уловив мой недовольный вздох, добавляет: – Я привезла с собой пачку миндального печенья. Да-да, того самого! Вот его мы и слопаем. Чего так смотришь, а?
– Ты смешная, – бормочу в ответ. – Ладно, сейчас узнаем, кто сильнее: печенье или грязь.
Лифт издаёт характе́рный сигнал. Двери неспешно раздвигаются. Выпустив приехавших, заходим внутрь и жмём заветную кнопку третьего этажа. Маша снова воодушевлённо вещает о фантастических свойствах грязи, совершенно не стесняясь, что мы в лифте не одни, а я зачем-то смотрю, как закрываются двери. Точнее, как сужается обзор на выход из отеля.
– Стоп! Нажмите стоп! – кричу, как умалишённая, заметив в дверях парня в бирюзовой шапке. – Мне нужно выйти!
– Янка, ты чего? – Маша сдерживает мой порыв, уцепившись за край куртки.
– Маша, это Шахов! Точно тебе говорю!
