– Я же сказала, что меня вынудили, – тереблю в руках лямку рюкзака, что лежит на коленях. Знаю, что выгляжу с ним за столом глупо, но так мне спокойнее.
– Вынудили бросить тётку? – криво улыбается Шахов.
– А вы об этом? – перевожу дыхание. – Я учиться приехала.
– А что в нашей огромной, я бы сказал, необъятной стране, только один университет? Училась бы в своём городе!
– Но… – растерянно подбираю слова. Шахов отлично знает, как я бредила учёбой, как готовилась в старшей школе к экзаменам, как мечтала учиться в этом вузе, но делает вид, что всё позабыл. Я шла к своей цели несколько лет, так почему сейчас должна оправдываться перед человеком, которому на меня наплевать. – Я поступила честно и заслуженно! Почему нет?
– Я не умаляю твоих способностей, – Шахов поднимает руки, с зажатыми в них столовыми приборами, чуть выше. – Мы просто говорим, Яна! Не нужно воспринимать меня в штыки. Я же знаю, сколько стоит обучение в этом месте, знаю, как непросто там учиться. А ты совсем одна! Вот и волнуюсь!
– Я поступила на бюджет, – зачем-то уточняю, теряясь в собственных ощущениях. Шахову я не верю. Словам его масляным. Заботе притворной. Но и грубить не хочу: я всё ещё помню его другим.
– Это здорово, – разжёвывая очередной кусок говядины, вещает отец Яна. – А живёшь как? Где? На что? Может, помощь нужна?
– Нет, спасибо! – отрезаю чётко, по-военному. – У меня квартира здесь и работа. Я ни в чём не нуждаюсь.
– Ох, какая самостоятельная, – усмехается Шахов, смачивая горло глотком вина. – Или обиделась? На вчерашнее?
Конечно, обиделась! Конечно, мне больно! В жизни Шахова всё хорошо, а значит, моя оплошность четыре года назад никак не отразилась на его судьбе. Так заслужила ли я подобного обращения? Вот только ответить не успеваю. Рядом начинает суетиться официант, перетягивая внимание на себя.
– Обиделась! – констатирует Шахов, стоит нам снова остаться одним. – Значит, так и не поумнела за все эти годы!
Его слова плетью проходятся по нервам, а прищуренный взгляд пугает до чёртиков! Мысленно повторяю, что бояться мне нечего: это же дядя Олег, папин друг, наш сосед, отец Яна… Но отчего-то внутри всё сотрясается от мелкой, навязчивой дрожи.
– На правду обижаться глупо, девочка моя! Как и пытаться в одиночку сдвинуть локомотив. А теперь хорошенько подумай и дай мне ответ: зачем ты сюда приехала?
– Я же уже сказала, что…
– Байки про учёбу и счастливую жизнь в хрущёвке будешь вешать на уши кому-нибудь другому! – сиплым басом перебивает меня Шахов. – Давай начистоту! Узнала, что Ян теперь завидный жених и решила попытать счастья?
– Нет! – отчаянно кручу головой. – Я не знала…
– Что у него невеста есть, не знала? А как поняла, на Сашку перекинулась?
– Что вы такое говорите, Олег Станисла…
– Молчать, дрянь! – кулак Шахова с размаху приземляется на стол. Неприятное дребезжание посуды сменяется чёрным пятном на белоснежной скатерти, а я остаюсь без кофе. – Лёгкой жизни захотелось? Ну так давай договоримся. Сколько?
– Сколько? – переспрашиваю одними губами, наблюдая, как расползается пятно от американо.
– Яна, таких как ты я вижу насквозь, не стоит сильно вживаться в роль, – минуя шум в ушах, слова Шахова не сразу доходят до сознания. – Быстрее договоримся – быстрее каждый из нас вернётся к своим делам! Во сколько ты оцениваешь свободу моей семьи от своего присутствия?
– Мне от вас ничего не надо! – вскакиваю со стула, прижимая рюкзак к груди. Я не ошиблась: Шахов давно потерял человеческое обличие.
– Набиваешь себе цену? – смотрит на меня с презрением, а я нерешительно пячусь. – Глупо! Со мной играть бесполезно! Пользуйся, пока я добрый и щедрый! Поверь, таким я бываю редко!
– Что вы от меня хотите? – бормочу испуганно.
– Чтобы ты исчезла, разумеется! Вернулась туда, откуда приехала, и больше носа своего не высовывала. Ну так что? Сколько я тебе должен за спокойствие моей семьи?
– Нисколько! – едва сдерживаю слёзы, что обжигают горло. – Поверьте, наши жизни больше не пересекутся!
– Молодец, понятливая! – цедит Шахов. – Срок тебе даю три дня! А после, если увижу, раздавлю, как букашку!
Глава 13. Даяна
Каменной хваткой держу перед собой рюкзак, прижимая его к груди, и, не разбирая дороги, бреду вперёд. Солнце, что так приветливо согревало своими лучами ещё днём, сейчас прячется за сизой тучей, а ветер безжалостно взлохмачивает мои волосы, раскидывая те с каждым новым порывом в разные стороны. Бабье лето давно осталось позади, и сейчас, стуча коленками в тонких капроновых колготках, ощущаю на себе всю прелесть осенней промозглой хандры. Мне холодно снаружи, но ещё холоднее внутри. Слова Шахова задели за живое и эхом отдаются в ушах, а память коробит от его озлобленного взгляда. Что с ним и с Яном не так? За что оба неистово меня ненавидят?
Я выбежала из ресторана не оглядываясь, мало что понимая, и уж точно не желая снова садиться в автомобиль Шахова, а потому сейчас с трудом могу разобрать, где нахожусь. Незнакомые улицы, усыпанные невзрачными домами и непонятными постройками сменяют одна другую. Пустынные остановки общественного транспорта уныло намекают, что автобус в этих краях можно ждать вечно, а на такси у меня попросту нет денег. И какого лешего такой крутой Шахов обедает у чёрта на куличках?
Озябшими пальцами нащупываю мобильный и, взглянув на экран, грустно улыбаюсь. Мало того что я совершенно точно опоздала на смену в «Мяту» и теперь моё увольнение – вопрос решённый, так ещё и заряд гаджета стремительно приближается к нулю, а значит, посмотреть на карте, где я нахожусь, получится навряд ли.
– Вот же! – со всей дури топаю по луже и кричу, как сумасшедшая. Меня не заботит, что со стороны я выгляжу странно, внутри всё бурлит от злости и непонимания. Мутные брызги лихо разлетаются в стороны, грязными отметинами расползаясь по ногам, как и гнилые домыслы Шахова по моему сердцу. Сегодня всё против меня!
Отрешённо перебираю ногами, ёжась от ветра и собственных мыслей. Мне впервые хочется сдаться! Забить на учёбу и оставить безуспешные попытки устроится в этом огромном городе, таком тесном для меня и Шаховых. Наверно, я здесь лишняя… Но, с другой стороны, куда мне возвращаться? Никто не ждёт меня с распростёртыми объятиями, и жизнь точно не заиграет яркими красками, если вернусь к тётке. Может, человек она и неплохой, но свои трое оболтусов, да выпивоха-муж, изрядно ушатали её нервную систему. А потому стискиваю обиду на Шаховых в кулак и начинаю идти чуть быстрее.
Продрогшая, с вымокшими ногами и гнездом из растрёпанных волос на голове, я добираюсь до дома по темноте. В квартире по привычке включаю весь свет, чуть громче делаю телевизор и с ногами залезаю на диван, согреваясь горячим чаем и маминым пледом. Шахов ошибается: счастье не определяется числом квадратных метров. Оно здесь, внутри! Но ему не понять! Его душа за эти годы очерствела до невозможности!
