И продолжил излагать свою версию:
– Ну, в общем, снова помог мамин знакомый большевик – Владимир Антонов который. Мы потом узнали, что у него двойная фамилия – Антонов-Овсеенко. Он нас с собой взял, потому что был назначен главнокомандующим войсками Южного фронта. Мы при нём были. Ну, как бы помогали ему – записки относили командирам, приказы передавали… в общем, были при нём вестовыми.
– А ничего, что вы – дворянские дети? Этот большевик, он знал про вашего папашу?
– Так Антонов-Овсеенко сам из дворян. Ну а мы, в общем-то, кухаркины дети, Лёва. Папаша – да, барин, но мы кто для него? Мы ж не сказали, что к нему едем, и мама не сказала, сказала, что мы хотим вернуться на родину. Ну и мы наплели, мол, революция, хотим участвовать и всё такое. Он и поверил. А что нам в той Германии делать? Да и надежда была, что папа нас не просто так позвал, думали, что что-то нам оставить хочет…
– Ясно, на наследство рассчитывали… Золотишко, барахло.
Сергей взорвался и заорал:
– Да хоть на что-то! Что такого-то?! И отца хотелось увидеть, не без этого. Мы ж его не знали совсем.
Потом взял в себя в руки и продолжал:
– Так и мотались с этим большевиком, командующим. Хотели в Киев попасть. И после того, как красные город взяли, отпросились и поехали. А когда туда попали, в Киев немцы вошли. Потом гетманщина была, потом – петлюровщина. По сёлам банды шастали мелкие и крупные, поезда сам знаешь, как ходили. В общем, когда добрались до имения, там одно пожарище, спалили селяне имение-то и разграбили. Папаша наш помер, стало быть, так что идти нам было некуда. Случайно так вышло, что оказались в Екатеринославе, устроили нас знакомые грузчиками на Озерный базар. Ты ж видишь, я парень крепкий, брат такой же. Работа была, и с едой нормально – базар ведь, всегда были сыты-одеты-обуты. Сначала ночевали прямо там же, на рынке, а как холода настали, сняли недалеко угол. Так и жили.
– И что, вот так собирались прожить, мешки на горбу таская? Вон, руки-то у тебя вовсе не грузчика, нежные ручки-то.
Зиньковский улыбнулся, но взгляд его был холодным и цепким. Сергей физически ощущал, как возросло напряжение в их разговоре. Но оставался спокойным.
– Ну, то когда было? Год назад. Надо ж было жить – вот и таскал мешки. Физкультура.
– Не понял, что? Какая культура?
– Физическая. Ну, типа спорт. Гимнастика, борьба, бокс.
– А-а-а, понятно. Ну, дело молодое. А жить-то как планировали дальше? Ну, годик-другой потаскали бы мешки, а потом? Я вон тоже два года каталем отбарабанил. Но всю жизнь, как каторжный, за гроши – нет, увольте. Я вот в революцию подался. А вы? Революция идёт, а вы – мешки таскаете?
– Мы присматривались. Революция – она разная бывает. Вон, банды Зелёного или Ангела тоже типа за революцию. А только награбят, людей поубивают – и ходу. Сегодня одних грабят, завтра – других.
– А батька Махно что же? Тоже грабил?
Лёва внимательно посмотрел на Сергея. Тот на провокацию не поддался.
– Нестор Иванович – другое дело. Он за крестьян, за справедливость. Он против богатых.
– Так вы же, Серёга, тоже из богатых.
– Я ж тебе, Лёва, сказал: мы – кухаркины дети. Мы того богатства и не видели.
– Ну да, за кордоном росли на всём готовом, учили вас, сладко спали, вкусно ели. Не вкалывали, как я с малолетства.
Зиньковский просто намеренно провоцировал Сергея, и тот это прекрасно понимал. Но он также понимал, что Лёва – ушлый тип. И ведёт какую-то свою игру. Непростую игру. И надо быть с ним предельно осторожным.
– Да что ты всё попрекаешь? Да, на готовом, да, спали-ели. Учились хорошо. А что нам, надо было всё бросить и подаяние пойти просить? Нет теперь больше нашего отца, так что зарабатывали сами как могли.
– Ладно, давай дальше рассказывай, пролетарий.
– А что? И пролетарий. Не торгаш, не буржуй. Сейчас такие, как мы, кухаркины дети, должны иметь всё. Большевики говорят: кто был никем – тот станет всем. Вот и мы тоже думаем, что надо кем-то становиться…
– Сначала надо понять, с кем. А потом уже кем. А вы, как я понял, не определились ещё, с кем вы и за что вы.
– Определились уже… Раз я с тобой к батьке Махно еду.
– Ну, хорошо. А с чем ты к нему едешь?
– Опять за рыбу гроши… Так ты ж перебиваешь постоянно… В общем, уже в начале мая, когда Екатеринослав был занят Красной армией и бригадой батьки Махно, мы с братом случайно увидели в городе нашего знакомого – Владимира Антонова-Овсеенко. Он узнал нас, повёл с собой в ресторан обедать. Брат пошёл куда-то с ним, потом Владимир Александрович вернулся, сказал, что брату дал задание, а мне сказал, чтобы я к нему присоединился. Я сначала пошёл, а потом вспомнил, что Владимир Александрович обещал нам мандат выправить, чтобы нам везде можно было проходить без вопросов. Вернулся… А дело было в «Гранд-Отеле» на Екатерининском проспекте… Вернулся туда, начал искать Антонова этого…
Сергей запнулся. Здесь было самое скользкое место в его истории. Лёва тут же отреагировал на заминку, повернулся к Сергею всем корпусом и остановил коня.
– Ну, чего замолчал. Что было-то?
Сергей молчал. Потом нехотя ответил:
– Ну, шёл по коридору… а там… ну… в одном из номеров…
– Ну что ты мямлишь, как красна девица? Что ты там увидел?..
– Услышал…
Лёва стукнул кулаком по луке седла.
– Да бога душу мать, говори уже!
– Ну там крики были… стоны… я в щель глянул, а там…
– Убивали кого-то? Били?
– Не… там женщина… голая…
Лёва расхохотался.
– Ну ты, малой, даёшь! Бабу голую никогда не видел? И что?
Сергей смутился.
– Да, не видел. Мы ж с мамой жили всё время, потом вот сюда приехали… Там, в номере, женщина не одна была, а с мужчиной…
Зиньковский хлопнул Сергея по плечу.
– Экий ты… барчук нежный. Ну, увидел и увидел. Что с того?
– Так и она меня увидела. Заорала. Мужик тот голый с кровати соскочил – и за шашку схватился. Я – бежать. По коридору побежал, увидел дверь приоткрытую и в номер какой-то заскочил. В шкаф спрятался. Ну и сидел там, думал – пересижу, пока уляжется всё…
Лёва усмехнулся.
– Эх, ты, горе луковое. Ну, увидел бабу за амурным делом – и чего? Тот мужик что, голый бы побежал за тобой? Оно ему надо? Сбёг бы ты по лестнице вниз – и делов-то. Ладно, чем кончилось всё?
Сергей посмотрел Зиньковскому в глаза:
– Не кончилось. С этого всё и началось. Когда я уже хотел выходить, в комнату зашёл Владимир Александрович, а с ним какой-то мужик. Он называл его Лев Борисович. И я услышал их разговор. Этот Лев Борисович рассказывал Владимиру Александровичу о том, что надо использовать батьку Махно, стравить его с деникинскими армиями, а потом, когда он свою задачу выполнит, убрать его…
