– Я поражён вашей осведомлённостью, господин генерал, – наконец собрался с мыслями Саша. – Не думал я, что история нашего рода, по вполне понятным причинам не афишируемая, будет известна посторонним людям.
Слащёв самодовольно улыбнулся.
– Да будет вам известно, юноша, что я окончил Павловское военное училище в Санкт-Петербурге. А это, смею заметить, очень непростое, я бы даже сказал, особое военное учебное заведение. Шефами училища были императоры, начиная с Александра Второго и заканчивая Николаем Вторым. Четверть состава офицеров Генерального штаба русской армии перед войной состояла из бывших «павлунов». И я после окончания училища окончил Николаевскую академию Генерального штаба. А с двенадцатого года преподавал тактику в Пажеском корпусе. Так что поверьте, Александр, я очень много знаю, тем более о семейных перипетиях нашего славного императора Александра Второго, вашего дедушки.
Саша внимательно посмотрел на Слащёва. Конечно, его знания поражают, но тем легче будет через него продвигать идеи стратегического масштаба. Тем более что сам Яков Слащёв не раз высказывал – и это было зафиксировано в исторических документах – идеи, которые шли вразрез с идеями того же Деникина, не говоря уже о Врангеле. К тому же именно Слащёв считал, что крестьянам на освобождённых от красных территориях следует оставить землю, которую они отобрали у помещиков. Опять же, и с Махно предлагал договориться тоже Слащёв. Так что опереться на него не просто необходимо, но и довольно перспективно.
– Знаете, ваше превосходительство, вы правы – действительно, в октябре шестнадцатого года в Ялте моя мама, Екатерина Александровна Юрьевская, вышла замуж за князя Сергея Платоновича Оболенского. Наша семья потеряла всё после большевистского переворота в октябре семнадцатого. Год назад маме удалось выехать по подложным документам из Москвы в Киев, а оттуда она с супругом отправилась в Вену и далее в Англию. Что касается нас с братом, то мы оставались в имении нашего отца, князя Александра Владимировича Барятинского, под Киевом. Мама должна была нас забрать с собой, но мы с братом решили, что наша родина – здесь. Хватит, пожили мы в Баварии и во Франции, знаем, каково там, в Европе. И потом, мы очень хорошо осознаём, что происходит сегодня в России. Именно поэтому я здесь, а мой брат – у красных.
Слащёв заинтересовано посмотрел на Александра.
– Нина, ты посмотри, юноша, как мне кажется, имеет не только свой взгляд на происходящее, он готов представить свой план спасения России. Или я ошибаюсь?
Всё это время молчавшая Нечволодова, которая, кстати, не стала переодеваться в женское платье, а продолжала щеголять в военной форме, кивнула:
– Я ещё там, в плену, обратила внимание на слова Александра. Он тогда сказал, что Махно рассорился с красными. И я подумала: откуда этот юноша имеет информацию о таких важных событиях?
Слащёв хлопнул себя по колену.
– Ай да Нина, ай да молодец! Вот за что я тебя полюбил: ты не только красавица, ты мудрая женщина! Даже в плену не теряла головы! Вот и у меня тот же вопрос: откуда вы, юноша, имеете такие сведения?
Саша улыбнулся.
– Знаете, ваше превосходительство, мы с братом хотя и не окончили военное училище, но воспитание получили очень достойное. И готовили себя к военной карьере. Поэтому могли проанализировать состояние дел и в Добровольческой армии, и в армии красных. Махно ушёл из Екатеринослава потому, что не поладил с Красной армией. Вы же знаете, что несмотря на то что большевики декларируют передачу земли крестьянам, тем не менее, они постоянно реквизируют у них продовольствие, лошадей. А Махно был против этого. Так что конфликт обязательно должен был привести к разрыву с большевиками. И смотрите, что получается. На севере – красные, на юге и юго-востоке – белые, между ними – Махно. И тот, кто договорится с ним, тот и будет иметь стратегическое преимущество. Если Антон Иванович Деникин не заручится поддержкой этого анархиста, то при продвижении Добровольческой армии к Москве он оставит в своём тылу мощную группировку высокоманёвренной конной армии. И, соответственно, получит войну в своём тылу. А это срыв поставок продовольствия, диверсии, крестьянские выступления и так далее. Часть сил из наступающих частей придётся перегруппировать и направить на противодействие Махно. В результате, сами понимаете, наступление на Москву будет сорвано.
Слащёв смотрел на Александра уже другим, более заинтересованным взглядом.
– И что же вы предлагаете, юноша? Помириться с этим бандитом?
Саша выдержал пристальный взгляд генерала.
– Я думаю, этот выход давно пришёл и в вашу голову, господин генерал. Не исключено, что вы уже предлагали Антону Ивановичу подобное решение.
Слащёв поморщился.
– Я-то предлагал, но Антон Иванович отверг мои предложения. Он сейчас на волне успеха, думает о походе на Москву. Восторг побед вскружил ему голову. И пока он лично не столкнётся с проблемами в нашем тылу, он меня и слушать не будет.
Саша тут же возразил:
– Почему же не будет? Я думаю, нужно просто грамотно выбрать момент. К тому же я смогу привести очень веские доводы в пользу именно такого решения. А мой брат Сергей, который якобы ушёл к красным, на самом деле собирается повидаться с этим самым Махно. И, со своей стороны, убедить его в том, что красные его только используют. А потом обманут. Именно сейчас, когда этот вождь крестьян почувствовал, что в любой момент большевики его могут… как бы это сказать… подставить, что ли… то есть сделать козлом отпущения… Вот именно сейчас нам стоит заручиться если не его поддержкой, то хотя бы нейтралитетом.
Слащёв был ошеломлён.
– Так вот оно что… Сказал бы мне кто, не поверил бы. Несовершеннолетний юноша мне, боевому генералу, будет преподавать стратегию и политику. Причём всё, что вы, Александр, говорите, всё это логично и в высшей степени разумно. Вот только как в этом убедить главнокомандующего?
Александр немного помолчал и потом, подумав, всё же ответил:
– Понимаете, господин генерал, в это трудно поверить, но я обладаю таким аргументом. Дело в том, что я могу предсказывать будущее.
Глава двенадцатая. Свой среди чужих
Пешком передвигаться тяжелее, нежели на транспорте. Даже если транспорт этот всего в одну лошадиную силу. Сергей – после неожиданного для всех участников побега решения остаться с красноармейцами – был конным, а не пешим. И поэтому мог бы поберечь силы. Но рядом с ним шел раненый, а значит, нельзя быть свиньёй и рассекать на коне, если твой товарищ, пусть и товарищ по несчастью, еле передвигается. Немудрено, что через несколько минут после того, как Сергей Юрьевский присоединился к двум командирам Красной армии, он спешился и кивнул Васильеву:
– Давайте, товарищ Васильев, ком цу мир на коня. А то мы так с вами до мировой революции не дойдём.
Красноармейцы переглянулись.
– Ну ты, барчук, даёшь! А ещё из дворян. Чегой-то ты добренький такой? Я вот всё думал, как разговор начать, а тут ты коня своего предлагаешь. Не похож ты, паря, на тех беляков. Да и на брата своего тоже не шибко похож, хоча вы близняшки с ним. И на коне справно скачешь, и про Ленина в курсе, да и повадки у тебя не барские. Ладно, Вася, садись на коня, барчук прав: дорога долгая, и как бы не нарваться на контру какую.
