2
Если у вашей комнаты и у родительской общая стена, в этом есть одно преимущество: вам все слышно. Это же и недостаток. Иногда мама с папой занимались сексом. Иногда разговаривали. Иногда занимались сексом, не прекращая разговора.
Прошли годы, но темы ночных бесед у родителей изменились ненамного. Отец беспокоился о своей профессиональной репутации. Еще не так давно он был молодым профессором, получил признание, насобирал грантов и аспирантов, как яиц на Пасху. Под конец эпохи Ферн в его лаборатории шестеро аспирантов строчили диссертации на основе эксперимента в старом фермерском доме. Из них двое успели закончить работу по плану, а четверо – нет: в лучшем случае им приходилось сужать фокус исследования и просеивать собранные до них данные в поисках каких-то малоинтересных мелочей. Пострадала репутация целой лаборатории, целой кафедры.
Отец впал в паранойю. Хотя сам он успел опубликовать фундаментальную и захватывающе интересную работу о тех пяти годах, теперь он был уверен, что потерял уважение коллег. Подтверждение тому он находил повсюду, на каждом заседании кафедры, на каждом фуршете. Периодически начинал пить.
Лоуэлл по-прежнему доставлял хлопоты – Лоуэлл главным образом, но и я тоже. Лежа рядом в кровати, родители ворчали. Что с нами делать? Когда Лоуэлл вновь станет милым, чутким мальчиком, ведь внутренне он именно таков? Когда же я наконец найду настоящую, а не придуманную подругу?
Психолог Лоуэлла мисс Долли Делэнси сказала, что Лоуэлл больше не верит в бескорыстность родительской любви к нему. Как так вышло? Ему поручили заботиться о Ферн как о сестре, что он и делал, а ее взяли и выкинули из семьи. Лоуэлл недоумевает и злится. Что бы мы делали без объяснений специалиста, сказал отец.
Маме мисс Делэнси нравилась. Папе – нет. У мисс Делэнси был сын Закари; когда я ходила в детский сад, он учился в третьем классе. Закари имел обыкновение ложиться под лазалкой на детской площадке и, когда над ним пролезала девочка, сообщать, какого цвета у нее трусики, даже если на ней были надеты штаны, сквозь которые ничего не разглядеть. Родителям это было известно: я же им и рассказала. Папа считал, это важно и говорит о многом. Мама так не считала.
Мисс Делэнси говорила, что те качества Лоуэлла, которые делают его таким неуживчивым, вообще-то очень хорошие, одни из лучших его качеств: преданность, любовь, чувство справедливости. Мы хотим, чтобы Лоуэлл изменился, но не хотим, чтобы он изменился в том, что мешает перемене. Положение щекотливое.
У меня своего психолога не было, поэтому мисс Делэнси поделилась мыслями и обо мне тоже. Я пережила не меньшую встряску, чем Лоуэлл, но если он встал на дыбы, то я изо всех сил старалась вести себя хорошо. Реакции обоих имели под собой основание. В обоих случаях их следовало трактовать как крик о помощи.
Детям легче, если они точно знают, чего от них ждут и какие будут последствия, говорила мисс Делэнси, с легкостью отметая тот факт, что, если Лоуэллу четко обозначить границу, он переступит ее в ту же секунду, можно даже не сомневаться.
Родители решили, что границу лучше оставить размытой и постараться скрасить Лоуэллу трудный период. Дом лопался от любви к нему, его любимой еды, любимых игр и книг. Мы играли в “Руммикуб”. Слушали Уоррена Зивона. В чертов Диснейленд ездили. Лоуэлла это только бесило.
2
Не думаю, что анализ мисс Делэнси был неверен – скорее неполон. Она упустила из виду общее разъедавшее нас горе. С нами больше не было Ферн. Ее отсутствие вылилось в разные страхи, недопонимания, предательство – тугой гордиев узел трудностей в общении друг с другом. Но оно ощущалось и само по себе. Ферн любила нас, наполняла дом шумом и красками, теплотой и энергией. Она заслуживала того, чтобы по ней скучали, и мы скучали ужасно. Похоже, за пределами нашего дома этого не понимал никто.
Поскольку старая школа не давала мне ощутить, как я нужна и ценима (в чем я по общему мнению нуждалась), в первом классе меня перевели в хипповскую школу на Второй улице. Тамошние дети отнеслись ко мне не лучше прежних, но вот обзываться у хиппи не разрешалось. Зато Стивен Клэймор научил детей почесываться подмышками, что они иной раз и проделывали – то есть вроде бы ничего такого и не делали. В итоге взрослые, включая моих родителей, решили, что теперь мне легче, и успокоились. В первом классе была чудесная учительница мисс Рэдфорд, которая искренне меня любила. Мне досталось играть курицу в “Рыжей курочке” – бесспорно главную, звездную роль. И всё, мама убедилась, что я цвету и пахну. Ступор у нее сменился исключительным душевным подъемом. Лоуэлл и я в полном порядке. На самом деле, мы ведь такие хорошие дети. Умнички. Уж по крайней мере абсолютно здоровы. За черной полосой всегда следует белая.
Есть ли на свете более одинокий литературный персонаж, чем рыжая курочка?
Думаю, мама с папой предупредили в школе, чтобы со мной не говорили о Ферн, потому что обычно, столкнувшись с социальными различиями и препятствиями, учителя сочувственно закатывают глаза и бросаются на помощь.
“Шанайя угостила нас капкейками на свой день рождения, но Тэмми их есть нельзя, потому что у нее аллергия на пшеницу. Сегодня мы узнаем, где растет пшеница и какие продукты ее содержат. А завтра мама Тэмми принесет нам на пробу капкейки из рисовой муки. У кого еще есть на что-нибудь аллергия?”
“Сегодня первый день месяца Рамадан. Когда Имад подрастет, он будет соблюдать правило Рамадана – поститься каждый день от восхода до захода солнца. Поститься – значит ничего не есть и пить только воду. Период Рамадана зависит от луны, поэтому меняется каждый год. Давайте нарисуем себя в виде космонавтов, идущих по Луне”.
“Дэ Чжун не говорит по-английски, потому что его семья из Кореи. Сегодня мы попробуем найти Корею на карте и выучить несколько слов по-корейски, чтобы не один только Дэ Чжун учил новый язык. Вот как сказать по-корейски «Добро пожаловать, Дэ Чжун»”.
Мое детство в компании Ферн канвой для очередного урока не стало – трудно поверить, что это могло произойти без специального внушения.
Папа советовал мне, как поднять социальный статус. Людям нравится, сказал он, когда их движения повторяют. Если к тебе прижимаются, чтобы поговорить, делай то же самое. Садись нога на ногу, если так сидят другие, улыбайся, если они улыбаются и т. д. Поэкспериментируй в школе (но осторожно, если твой маневр заметят – не сработает). Совет был дан из лучших побуждений, но до добра не довел, слишком уж хорошо он вписывался в историю девочки-шимпанзе: обезьяна видеть – обезьяна делать. Ну и, вестимо, осторожный подход я запорола.
У мамы была теория – я слышала через стенку. Чтобы нормально чувствовать себя в школе, объясняла она папе, не обязательно иметь много друзей, но один друг необходим. В третьем классе я недолго как бы дружила с Дэ Чжуном. Он не разговаривал, но я легко поддерживала разговор за обоих. Он обронил рукавицу, а я подобрала и вернула. Мы вместе ели ланч, по крайней мере за одним столом, а в классе его посадили за соседнюю парту: предполагалось, что, болтая обо всем подряд, я помогу ему выучить язык. По иронии, он преуспел в английском совершенно независимо от моего трепа, а едва заговорив, стал водиться с другими детьми. Наша связь была прекрасной, но недолгой.
