То, что в иной день было бы пятиминутной прогулкой, превратилось в пятнадцатиминутную поездку, я медленно ехала по Легар-стрит к Саут-Бэттери. Темный дом Пинкни казался зловещим на фоне черного, как деготь, неба, освещаемого лишь вспышками молнии, пронзавшими его черноту с пугающей частотой.
Я въехала на подъездную дорожку, и мои фары высветили минивэн Джека. Лишь припарковавшись позади него, я поняла, что салон освещен, а дверь со стороны водителя открыта нараспашку. Должно быть, я вскрикнула, потому что мать протянула мне складной зонт и велела выходить из машины. От волнения я не сразу вспомнила, что нужно выключить зажигание, прежде чем выскочить и броситься к открытой двери.
К моему разочарованию, в салоне было пусто. Но еще больше меня встревожило то, что ключ все еще находился в замке зажигания, двигатель не был выключен, как будто Джек выскочил из минивэна в такой спешке, что даже не стал выключать мотор и закрывать дверь.
Я потянулась, чтобы повернуть ключ зажигания, и застыла. Мой взгляд упал на фотографию на полу перед пассажирским сиденьем. Она лежала лицом вниз. Удерживая зонт так, чтобы не забрызгать водой салон, я потянулась вниз и осторожно взяла ее за края. Чтобы не испортить снимок мокрыми пальцами, я бережно положила его на сиденье и перевернула. Это был старый полароидный снимок, как и многие другие в альбомах Баттон, из чего я сделала вывод, что этот мог выскользнуть из одного из них.
Вероятно, из альбома, который Джек принес мне в офис. Это был снимок младенца, новорожденного. Ребенок был маленький, но пухлый и румяный. Здоровый. Он был завернут в одеяло, а почти лысую головку украшала темная бахрома волос, вьющихся вокруг макушки и перевязанных крошечным бантиком из пряжи. На белой кромке внизу фотографии виднелась дата, написанная выцветшими синими чернилами: 30 мая 1984 года.
Я уронила фотографию на пол и вздрогнула, как будто меня застукали за чем-то постыдным. Я знала эту дату – она была написана на солонке с озера Джаспер. Я вспомнила разговор, который состоялся у меня с матерью, когда я спросила ее об этом. Тридцатого мая был день рождения ее второго ребенка. Но этот ребенок умер и был тайно похоронен. Я снова посмотрела на лицо на фотографии, на розовые, словно бутоны розы, губы, влажные от слюны, на широко раскрытые, полные любопытства глаза. Девочка выглядела очень живой.
Из задней части фургона раздалось громкое мяуканье, вслед за которым возникло черное пятно: кот пролетел мимо меня и выскочил под дождь. Я отшатнулась и уронила зонт. Оставив его валяться, я захлопнула дверцу минивэна и побежала к входной двери дома. Мать последовала за мной с обернутым в мусорный мешок альбомом под мышкой.
Некоторое время мы, тяжело дыша, стояли под портиком, и с нас стекала вода.
– Откуда взялся кот? – спросила мать.
– Из минивэна. Я не увидела его и, наверное, не услышала из-за стука дождя по крыше. Не знаю, как у этого кота, но, будь у меня девять жизней, он точно спугнул одну из них.
Мать, стоя ко мне спиной, протянула одну руку мне и, схватив другой большую медную колотушку, дважды ударила ею о деревянную дверь. Та гулко завибрировала, но, хотя мы ждали целую минуту, никаких приближающихся шагов не услышали. Мать снова протянула руку и постучала во второй раз, но я уже рылась в сумочке, надеясь найти ключ, который мне дала Джейн.
Прежде чем я смогла его найти, дверь распахнулась, выбила из рук матери колотушку и ударилась о внутреннюю стену чернильно-темного холла. Ветер завывал, обрушивая на наши лица дождь и толкая нас в спину. Наконец мы ввалились в дом, и дверь с громким стуком захлопнулась за нами.
Внутри, словно в коконе, стояла почти мертвая тишина. Дождь и гром были почти не слышны. Я скользнула рукой туда, где находились выключатели, и щелкнула сразу всеми. Безрезультатно.
– Света нет, – сказала я.
Я чувствовала, что мы не одни, но занавес опустился снова, и я ничего не видела. Все, что здесь открывало двери и хлопало ими, исчезло. Я знала это наверняка, так как волосы на моем затылке улеглись, а мурашки на руках исчезли.
– Джек?! – крикнула я жутковато-тонким голосом, как будто шептала в металлическую трубку. Мы на миг затаили дыхание, затем я вытащила свой телефон и ничуть не удивилась, увидев в верхнем левом углу экрана слова «Связь отсутствует».
– По крайней мере, фонарик на моем телефоне работает, – сказала я с напускной бодростью, нажимая кнопку. Пространство заполнилось светом.
– Выходит, у меня он тоже есть, верно? – спросила мать и порылась в кармане плаща, но альбом сковывал ее движения. – Почему Джек хотел, чтобы мы захватили с собой этот альбом? Надеюсь, у него имелась веская причина.
– Думаю, да, – сказала я, потянувшись за сумкой. Мать выпустила ее из рук за секунду до того, как я успела ее схватить. Альбом выскользнул из сумки на пол, раскрылся на лету и упал переплетом вверх. Он напомнил мне мертвую птицу, камнем рухнувшую на землю.
Я опустилась на колени, чтобы поднять альбом и собрать все, что могло из него выпасть. Мать направила фонарик на пол, чтобы помочь мне. Его луч высветил тисненный золотом год на корешке, и моя рука застыла. 1984 год. Пропавший альбом. Я медленно подняла его и перевернула. К счастью, из него ничего не выпало. Я быстро захлопнула его, но мой глаз успел выхватить две страницы со снимками маленькой девочки с бантом в волосах, запеленутой в одеяло. Я повернулась к матери.
– Джек сказал, что посетил экономку из дома на озере в Алабаме. Та призналась, что, прежде чем дом затопило, она забрала из него несколько вещей. – Я положила альбом на стол в холле. – Думаю, это одна из них.
Глаза моей матери терялись в тени.
– Баттон оставила этот альбом в доме, а остальные привезла сюда. Зная, что он будет уничтожен. Но почему?
Я кивнула, снова увидев дату, написанную на фотографии, которую я нашла в минивэне. 30 мая 1984 года. Я вспомнила свой разговор с Джейн после того, как она нашла в своей комнате солонку.
«Я подумала, может, потому что на ней год моего рождения. И вы решили преподнести ее мне в качестве сувенира».
Мои мысли кружились и метались, отказываясь осесть на очевидном месте. Я вспомнила, как Джек после возвращения из Алабамы сначала избегал общества моей матери, затем вспомнила о сцене с Джейн на вечеринке, и, если положить руку на сердце, это выглядело скорее так, словно он утешал ее. Затем попытки Джека поговорить с моей матерью, и как Ребекка сказала мне, что Джек откопал для книги невероятную идею, но не стал развивать ее, потому что боялся навредить людям, которых он знал и любил. Воздух сотряс оглушительный раскат грома. Я запрокинула голову и крикнула:
– Джек! Джейн! Вы где?
То ли это был плод моего воображения, то ли я и вправду услышала приглушенный голос.
– Кот, – сказала мать, указывая фонариком на лестницу. – Похоже, он приглашает нас за собой.
Чувствуя себя глупой героиней из фильма ужасов, бегущей в жутком доме по затемненной лестнице, я последовала за котом, а моя мать – за мной. Мой фонарик высветил кончик пушистого хвоста. Мы помчались следом за ним по площадке, затем на второй этаж, затем по коридору к спальне Баттон и вбежали в приоткрытую дверь.
