На матери поверх черной блузки был длинный свободный красный свитер, на ногах – узкие брючки и изящные туфельки. Красные кожаные перчатки закрывали ее руки выше запястий. Она, как всегда, выглядела красивой и слишком молодой, чтобы годиться мне в матери. Единственное, что портило ее черты, – это небольшая морщинка на лбу.
Мать села рядом со мной на кирпичные ступени, не обращая внимания на слой пыли на них.
– С тобой все в порядке, Мелли? – Мать озабоченно посмотрела на меня.
Я шмыгнула носом.
– Просто весенняя простуда, – сказала я и даже покашляла, чтобы убедить ее, на тот случай, если шмыганья будет недостаточно.
– По телефону ты сказала мне, что это аллергия, – напомнила она.
– Да, думаю, это и то и другое.
Мать нахмурилась.
– Что случилось, Мелли? Вы с Джеком повздорили?
Возможно, виной всему были последние двадцать четыре часа страданий и недостаток сна, но, как тонюсенькая трещина в плотине во время наводнения, этот легкий толчок сочувствия мгновенно разрушил остатки моего самообладания. Каждая капля жалости к себе выплеснулась наружу, на плечо моей матери. Она крепко обняла меня и похлопала по спине, как я это делала с Джей-Джеем, когда пыталась сказать ему, что нельзя есть землю.
– Не плачь, Мелли. Не плачь. Все не так плохо. Почему бы тебе не рассказать мне, в чем дело, чтобы нам вместе во всем разобраться?
– Это из-за Джека, – всхлипнула я. – И Джейн.
Она отстранилась, и на мгновение мне показалось, что она расстроена тем, что мой макияж и слезы испачкали ей свитер.
– И что насчет Джека и Джейн?
– Когда я пришла домой в пятницу после прогулки по парку с Софи и младенцами, они с Джейн были в фойе… – Я умолкла, надеясь, что мать воспользуется своими экстрасенсорными способностями, чтобы мне не пришлось заканчивать рассказ.
– Хорошо. Они были в фойе. И что случилось потом?
Я вздохнула. Ну почему этот экстрасенсорный дар никогда не работал, когда мне это было нужно?
– Я их слышала. Думаю, они отрабатывали технику игры в гольф или что-то в этом роде…
– В доме? – прервала она. – Только не говори Софи. Иначе с ней случится припадок, и она размажет их обоих по стене.
Я представила, как Джек и Джейн вместе влипают в стену на целую вечность, и к моим глазам подкатились новые слезы. Джинетт продолжила гладить меня по спине.
– Извини, дорогая. Я просто пыталась поднять тебе настроение. Так что же случилось потом?
– Потом, – я шмыгнула носом, – я услышала удар клюшки по мячу и как мяч покатился. Джек рассмеялся, а затем…
– Что? – Мать даже подалась вперед.
– Ничего. Ни звука. Ни слова, ни смеха. Ничего. Тишина.
– А когда ты вошла в фойе, что там происходило?
Я растерянно уставилась на мать.
– Что ты имеешь в виду? Я не хотела застукать их!
Мать пристально посмотрела на меня и поморгала.
– То есть ты не пошла посмотреть, что происходит?
Я покачала головой.
– Я не могла. Я не хотела видеть, как они…
– Что, Мелли?
Я пожала плечами, не желая выражать свои страхи словами.
– Сама знаешь.
Джинетт откинулась назад и глубоко вздохнула.
– Вообще-то, нет. Ведь ты не пошла туда, чтобы лично убедиться, а вместо этого дала своему воображению заполнить пробелы.
– Но чем еще они могли заниматься, кроме как… кроме как… крутить шуры-муры? – Я сплюнула. Внезапно любимое словечко Джека прозвучало хуже, чем слово «блуд».
– Ну, я не знаю, – сказала она, делая вид, что думает. – Может, отрабатывали технику ударов клюшкой? Любовались картиной? Или, может, вышли в другую комнату, где ты их не слышала. Есть десятки вещей, которыми они могли заниматься и которые не подпадают под определение «шуры-муры». – Она в упор посмотрела на меня. – Итак, что сказал Джек, когда ты спросила его об этом?
Я внезапно озаботилась изучением своих ногтей.
Словно следуя за ходом моих мыслей, мать большим и указательным пальцами нежно взяла меня за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза.
– Что сказал Джек, Мелли? Прошло почти два дня. Наверняка ты уже с ним поговорила.
Я покачала головой, стряхивая каплю с кончика носа.
– Я не смогла. Я прячусь в гостевой комнате, притворяясь, будто у меня грипп, и, когда Джейн нет рядом, крадусь в детскую, чтобы посмотреть на детей.
Мать приложила пальцы к вискам, и я с воодушевлением подумала, что она направляет кого-то мне на помощь. Но она лишь покачала головой.
– Это хуже, чем я думала. Мелли, дорогая. Что случилось с твоим намерением стать лучшей версией себя? Теперь ты жена и мать. Ты должна быть более открытой и честной во всех отношениях, особенно в браке. Ты это заслужила, и, что еще важнее, этого заслуживают твои дети. Джек любит тебя, Мелли. Я ни на секунду в этом не сомневалась и не поверю, что ты сама в этом сомневаешься. Что бы ни происходило тогда в холле, ты обязана – ради себя, ради своего брака и ради своих детей – разобраться с этим.
Мать протянула руки в перчатках и взяла мои ладони.
– Обещай мне, что поговоришь об этом сегодня вечером? Что вы с Джеком поговорите и все уладите? – Уголки ее губ приподнялись в легкой улыбке. – Должна сказать, что секс примирения – это лучший секс.
Охваченная отвращением, я отстранилась.
– Фу, мама. Пожалуйста, никогда не употребляй слово «секс» в моем присутствии, особенно когда я знаю, что ты имеешь в виду себя и папу. Это просто… неприлично.
– Понятия не имею, почему ты так думаешь, Мелли. В конце концов, как, по-твоему, ты появилась на свет?
Я снова вздрогнула, а она засмеялась.
– Ладно. Постараюсь больше не повторять этого в твоем присутствии. Но пообещай мне, что поговоришь с Джеком? Сегодня вечером. Не затягивай с этим делом.
– Но что, если…
Она приложила палец к моим губам, заставляя меня умолкнуть.
– Просто сделай это. Я уверена, все не так страшно, как ты думаешь. Ты никогда не узнаешь, пока не поговоришь с Джеком. Знаю, ты, как страус, предпочитаешь сунуть голову в песок, этот же подход ты применяешь к большинству призраков, но я сомневаюсь, что в данном случае он эффективен.
– Нет, но…
Она посмотрела на меня так, что у меня тотчас отшибло желание сказать то, что я собиралась сказать.
– Мама, могу я задать тебе вопрос?
– Конечно. Любой. Надеюсь, ты понимаешь, как отчаянно я пытаюсь наверстать годы отсутствия, когда девочка больше всего нуждается в матери.
