Это мудрое безумье!
Обезумевшая мудрость!
Вздох предсмертный, так внезапно
Превращающийся в хохот.
Генрих Гейне
Узнав в Риме от Евгении о случившемся, Андрей откладывает отъезд на родину и возвращается в Баньо-Виньоне. Горчаков достает огарок свечи из кармана, зажигает его и, не с первой попытки, проносит через бассейн, «сквозь воду», закрепляя все-таки огарок на краю парапета. Возможно ли забыть эту картину: горящую свечу в руках Янковского-Горчакова и напряжение всего его существа, устремленного к бьющемуся на ветру язычку пламени. Вячеслав Александрович Овчинников так и сказал:
Он (Тарковский) единственный, кто пронес эту свечу зажженной сквозь всю сферу бытия и укрепил ее на самом краю.
Первоначально роль Андрея Горчакова была предназначена для Анатолия Солоницына, но стал Горчаковым – Олег Янковский. И сегодня невозможно представить его иным, так же как мать в «Зеркале» не Тереховой, а Дурочку не Ирмой Рауш-Тарковской. Янковский смешно вспоминает, как режиссер готовил его к роли, соскребая налет московского благополучия и расслабленности, надолго оставив в одиночестве в чужой стране, без знания языка и без денег, пока бедный Олег Янковский не приблизился к искомой фактуре. «Ностальгия» необыкновенно красивый фильм, призрачный, прозрачно-невесомый, изобразительно-иррациональный. Будь то ритм архитектурной анфилады, уходящей в бесконечность. Или туманы снов, или размытая реальность, игра света во время диалога с девочкой, или дождь в жилище Доменико и странный сухой стук капель, падающих в бутылки. Благодати, которая всем дается, но не сквозь все тонкие горлышки проникающая внутрь «сосуда скудельного».
Андрей Тарковский любил «Ностальгию» не только как свою работу, но как отпечаток своей души, как поэму-притчу «глобальной печали по отношению к целостности бытия». Тарковский в разное время и по-разному говорил о том, что своего будущего знать не надо. Меж тем, сам того не желая, он его знал. Знал, снимая «Ностальгию». Знал и, как он сам рассказывал, после спиритического сеанса у Рериха
[75], когда Борис Леонидович Пастернак, вызванный участниками сеанса, сказал, что Андрей снимет семь фильмов. Знал и многое другое внутренним своим внерациональным знанием. В момент смерти Андрей Горчаков видит родину. Одиночество, никого рядом, кроме собаки, разрушенный католический храм, православная церковь, деревенский дом. На финальных титрах – посвящение матери. Что он видел, сам Тарковский, наедине с собой в пустой больничной палате в момент смерти?
От Советского Союза на Каннский фестиваль 1983 года представлен был единственный фильм «Ностальгия». Он претендовал на «Золотую пальмовую ветвь». Напряжение в момент заседания жюри фестиваля было невероятное. Но вместо «Пальмовой ветви» «Ностальгия» Тарковского получила три награды: «За творчество в целом», «Приз критики ФИПРЕССИ» и «Приз Экуменического жюри». Приз «За творчество в целом» на фестивале в Каннах был присужден сразу двум режиссерам: Роберу Брессону за фильм «Деньги» и Тарковскому за «Ностальгию». Глубоко ранило то, что Брессон, которого Тарковский ценил, как никого из режиссеров, здесь выступал как конкурент. «Я еще недостаточно владею собой, чтобы найти слова для того, что произошло. Все было ужасно». В том, что «Ностальгия» не получила «Золотую пальмовую ветвь», Тарковский винил Сергея Федоровича Бондарчука (которого, как ему казалось, специально сделали членом жюри) и Госкино СССР, т. е. Ермаша. История эта имела роковые и необратимые последствия.
Когда я здесь, на Западе, в Италии, делал для итальянского телевидения фильм «Ностальгия», у нас и в мыслях не было после этой работы остаться здесь, не возвратиться в Советский Союз. Наше руководство, в частности Госкино СССР, а еще конкретнее, фигура по имени Ермаш, сделало все, чтобы не только разорвать с нами отношения, но и лишить нас возможности возвратиться на Родину
[76].
В июле 1984 года на международной пресс-конференции в палаццо Себелини в Милане Андрей Арсеньевич Тарковский заявил о своем невозвращении в Советский Союз. На пресс-конференции было много журналистов из всех стран, пришли и Юрий Любимов, и Мстислав Ростропович. Они всегда и до последнего дня жизни поддерживали Андрея Арсеньевича и помогали ему, ценя его уникальное дарование и единственность неповторимой личности.
В дневнике Андрей Арсеньевич записывает: «Это самый отвратительный момент в моей жизни».
Со студии «Мосфильм» он был уволен «за неявку на работу без уважительной причины». Сын с бабушкой в Москве. «Ностальгия» запрещена к показу на Родине. Тяжелое напряжение в отношениях с родными. В письме к отцу Андрей просит Арсения Александровича посмотреть его фильм. Юрий Коваль, друживший с Арсением Александровичем, вспоминает о получении письма:
«Папа! Попроси Ермаша показать тебе „Ностальгию“». Арсений Александрович смеялся, читая мне эти строки: «Кто нам покажет? Какой Ермаш?»
Если было бы возможным мне сейчас поговорить с Арсением Александровичем, я все равно не посмел бы сказать: «Поэт! Никогда не предрекай себе ужасную участь, даже переводя Махтумкули». Но это сказано не было. Арсений Александрович от меня этого не слышал, но читал это как провидец:
– Мой сын не дождался меня!
Видишь! Друг мой! Как было дело
[77].
Андрей Горчаков так никогда и не сел в машину, чтобы ехать в аэропорт. Он умер на чужбине, в Италии. Италия дала приют и Андрею Тарковскому. Он стал почетным гражданином Флоренции. Мэрия города Флоренции подарила ему квартиру, в которой Тарковский встретил Рождество 1985 года. Ему оставался год жизни.
С картины Леонардо да Винчи «Поклонение волхвов», находящейся в музее Уффици во Флоренции, начинается фильм «Жертвоприношение». Собственно, «Поклонение волхвов» как бы второй акт первого действия праздника-мистерии «Рождество». В этом событии соединяются две точки: начало и конец истории. Христос только-только появился на свет в пещере в яслях, волхвы-цари уже пришли с разных сторон света, чтобы поклониться «царю царей». Эти точки соединены в Рождестве. Отсюда начинается отсчет нового времени, новой эпохи, а исторически – новой эры. Но в любом случае – это начало нового цикла. Время, прожитое Тарковским вне России, – тоже «другой цикл жизни».
С 10 июля 1984 года, с международной пресс-конференции в Милане, до ночи с 28 на 29 декабря 1986 года, т. е. два с половиной года вне России, судя по «Мартирологу», по интервью, по воспоминаниям, он прожил в пространстве, которое описано в «Ностальгии» и «Жертвоприношении». Это пространство выдумать невозможно, но гений художника способен создать отпечаток происходящего на чувствительной кинопленке.
