В коридоре послышался топот бегущих ног. В тяжелой двери открылся глазок, и оттуда полился свет. Затем в круглом отверстии показался немигающий глаз надзирателя.
– Сэч инвигия, фаплап! – закричал охранник.
Лиминг ответил изобретенным словом, добавив к нему еще шесть древних, но не потерявших своей силы. Глазок захлопнулся. Пленный землянин улегся на скамью и попытался заснуть.
Проворочавшись около часа, Лиминг вскочил и начал дубасить в дверь. Когда глазок открылся, он крикнул:
– Сам ты фаплап!
После этого Лиминг заснул.
Тюремный завтрак состоял из миски теплого разварного зерна, напоминающего просо, и кружки воды. И то и другое было подано Лимингу с нескрываемым презрением. Вскоре в сопровождении двух охранников появился какой-то чешуйчатый с тонкими губами. С помощью множества хитроумных жестов пришедший объяснил, что пленный должен изучать местный язык, причем как можно быстрее, ибо так приказало начальство. Сразу после этой пантомимы начался урок.
Преподаватель извлек пачку детских книжек с картинками и начал объяснять произношение разных звуков. Охранники подпирали стенку. Даже по их непроницаемым лицам было видно, что им скучно. Лиминг проявлял редкостное усердие, достойное врагов. Он ничего не понимал, добросовестно перевирал произношение и вообще всячески старался заслужить репутацию полного тупицы, не способного к языкам.
К полудню урок закончился, после чего Лимингу принесли еще одну миску каши, в которой торчал кусок чего-то жилистого и резиноподобного, по виду похожего на заднюю лапу крысы. Лиминг съел жидкую кашу, пожевал так называемое мясо и отставил миску.
Почему чешуйчатые так спешат научить его своему языку? Причин могло быть как минимум три. Во-первых, у них нет устройств, аналогичных земным сканерам мозга, поэтому они вынуждены пользоваться традиционными методами допроса, добавляя какие-то свои формы убеждения и принуждения. Во-вторых, чешуйчатые нуждаются в сведениях и будут пытаться вызнать у него все, что только можно. В-третьих, чем медленнее он будет осваивать язык, тем дольше отсрочит свою гибель, если таково конечное намерение его пленителей.
Размышления Лиминга были прерваны. Дверь открылась, и ему велели выходить. Охранники провели его тем же путем, что и вчера, и вывели во двор, залитый тусклым солнцем. Двор был полон пленных, вяло переставлявших ноги.
Лиминг удивленно замер. Ригелианцы!
[6] Их было не менее двух тысяч. Ригелианцы тоже входили в Федерацию и являлись союзниками землян. Лиминг с нарастающим волнением вглядывался в толпу гуляющих: вдруг среди них мелькнут фигуры землян или человекоподобных центурианцев.
Увы, никого. Только пучеглазые ригелианцы с необычайно гибкими, словно лишенными костей, руками и ногами. Они бесцельно семенили по двору. Похоже, они смирились со своей участью и время потеряло для них всякую ценность. Монотонная череда впустую прожитых лет и никаких надежд на будущее.
Лиминга поразила одна странность. Ригелианцы наверняка видели его. Среди пленных он был единственным землянином, а значит – их другом и союзником. Казалось бы, они должны окружить его со всех сторон, забросать вопросами о последних новостях с фронта и рассказать о себе.
Но пленные словно не замечали его. Лиминг специально шел медленными шагами, по самому центру двора. Ригелианцы молча отходили в сторону. Редкие смельчаки поглядывали на него украдкой, остальные делали вид, будто его не существует. Никто не сказал ему ни слова. Пленные подчеркнуто не обращали на него внимания.
Подойдя к группке ригелианцев, стоявших в углу у стены, Лиминг спросил:
– Кто-нибудь из вас говорит на языке землян?
Они глядели куда угодно: в небо, на стену, вниз, друг на друга – и молчали.
– Кто-нибудь знает центурианский?
Никакого ответа.
– Ну а как насчет космоглотты – нашего общего языка?
Снова никакого ответа.
Чувствуя нараставшее раздражение, Лиминг подошел к другой группке и повторил свои расспросы. То же самое. Он двинулся дальше, нашел третью группку, однако и там ничего не добился. За час он пробовал заговорить с несколькими сотнями ригелианцев, не услышав ни слова в ответ.
Оставив это занятие, Лиминг уселся на каменную ступеньку и сердито глядел на живых безгласных кукол. Неужели чешуйчатые держат их в таком страхе, что те даже не осмеливаются заговорить с ним? В это время раздался протяжный вой сирены, означавший конец прогулки. Ригелианцы выстроились в длинные шеренги, готовые разойтись по камерам. Охранники пнули Лиминга под зад и увели.
Ломать голову над странной необщительностью союзников он будет потом. Для этого есть темное время суток, когда все равно нечем заняться, кроме размышлений. А светлые часы надо использовать для изучения местного языка. Пусть преподаватель считает его тупицей. У Лиминга были свои соображения. Когда-нибудь умение бегло говорить на этом языке ему очень пригодится. Жаль, что в свое время он не удосужился изучить ригелианский.
Лиминг целиком ушел в учебу и штудировал новый язык, пока сумерки не сделали текст и картинки неразличимыми. Вскоре ему принесли вечернюю порцию бурды. Поужинав, Лиминг лег на скамью, закрыл глаза и принялся думать.
За всю жизнь он встречал не более двух десятков ригелианцев и ни разу не был на их планетах. Его знания об этой расе строились на чужих рассказах и мнениях. Ригелианцев считали смышлеными, развитыми в техническом отношении. С самых первых контактов они отнеслись к землянам по-дружески. Не менее половины ригелианцев владели космоглоттой, а примерно один процент знал язык землян. Из гулявших в тюремном дворе ригелианцев многие, если не все, наверняка поняли его вопросы. Тогда почему они не захотели ответить? И почему с таким упорством пытались его не замечать?
Лиминг нашел добрый десяток возможных объяснений, которые после обдумывания был вынужден отбросить. Он бился несколько часов и, похоже, нашел причину.
Эти ригелианцы были пленными, обреченными на годы заточения. Должно быть, кто-то из них когда-то и видел землян. Однако все они знали, что среди союзников врага есть две достаточно похожие на людей расы. Следовательно, ригелианцы заподозрили в нем подсадную утку, тайного осведомителя, которого внедрили в их ряды, чтобы вынюхивать и доносить.
Тут наверняка было что-то еще. Если сотни заключенных боятся, как бы среди них не затесался шпион, значит, им есть что скрывать. Вот она, причина! Лиминг радостно ударил себя по коленке. Ригелианцы готовят побег и не хотят рисковать.
Но как доказать им, что он не является осведомителем чешуйчатых?
