– Ты уловил своим недалеким мозгом самую суть, – перебил его Бентон. – Они думают, что смогут выяснить. Точнее, они в этом уверены.
– Как?
– Если мы скажем два определенных слова при определенных обстоятельствах – выдадим себя. Если не скажем – все будет хорошо.
Гибберт облегченно рассмеялся.
– Во времена Фрейзера на кораблях не было мыслеписцев. Их еще даже не изобрели. Он не мог этого предвидеть, верно?
– Не мог.
– Значит, – продолжил Гибберт, забавляясь абсурдом ситуации, – ты просто поведаешь нам судьбоносные слова и обстоятельства, что отразились в сознании Дорки, а мы будем держать рот на замке и проявим себя с лучшей стороны.
– По части обстоятельств записалась только смутная мыслекартинка. Судя по всему, они связаны с гробницей, в которую нас пригласили, – сказал Бентон. – Определенно, гробница – это место испытания.
– А слова?
– Не записались.
Немного побледнев, Гибберт спросил:
– Почему? Он их не знает?
– Этого я сказать не могу. – Бентон явно пребывал в унынии. – Сознание оперирует мыслеформами и смыслами, а не графическими изображениями слов. Смыслы превращаются в слова, когда задействована речь. Таким образом, он может не знать слов – или не знать их смысла. В последнем случае он не в состоянии думать о них так, чтобы они записались.
– Это может быть что угодно! Слов миллионы!
– Это было бы нам на руку, если бы не одно «но», – мрачно заметил Бентон.
– Какое?
– Фрейзер родился на Земле и знал землян. Разумеется, он выбрал два разоблачающих слова, которые счел наиболее вероятными, а потом понадеялся, что ошибся.
Гибберт в отчаянии шлепнул себя по лбу:
– Значит, с утра пораньше мы двинемся в этот музей, словно бычки на бойню. Потом я открою рот – и в следующее мгновение обзаведусь арфой. И все потому, что эти меднолицые поверили в ловушку, расставленную загадочным космопсихом. – Он раздраженно уставился на Бентона: – Что будем делать? Скроемся, пока можем, и вернемся на базу? Или останемся и попытаем судьбу?
– С каких это пор флотские бросают дело на полпути? – осведомился Бентон.
– Я знал, что ты это скажешь. – Гибберт сел, смирившись с неизбежным. – Не одолжишь свой кусочек кролика? Сейчас он бы мне пригодился.
* * *
Утро выдалось ясным и прохладным. Все трое были готовы, когда появился Дорка в сопровождении гуманоидов – вчерашних или новых. Они были слишком похожи друг на друга, чтобы сказать наверняка.
Войдя в корабль, Дорка произнес со сдержанной вежливостью:
– Надеюсь, вы отдохнули? Мы вас не потревожили?
– Не в том смысле, в котором ты думаешь, – пробормотал себе под нос Гибберт. Он следил за аборигенами, небрежно держа ладони рядом с рукоятями тяжелых пистолетов.
– Мы спали как убитые, – ответил Бентон с непреднамеренной мрачностью. – И теперь готовы ко всему.
– Это хорошо. Рад за вас. – Темные глаза Дорки впились в пояса землян. – Оружие? – Он моргнул, но выражение его лица осталось прежним. – Оно вам ни к чему. Ведь ваш Фрейзер мирно жил среди нас. Кроме того, сами видите, мы безоружны. У нас нет даже остроги.
– Мы не хотели проявить недоверие, – провозгласил Бентон. – Однако в космическом флоте мы – бесправные рабы многочисленных предписаний. Согласно одному из них, мы обязаны иметь при себе оружие во время всех официальных первых контактов. Поэтому мы его взяли. – Он примирительно улыбнулся. – Если бы правила предписывали нам надеть травяные юбки, цилиндры и накладные носы, перед вами предстало бы соответствующее зрелище.
Если Дорка и усомнился в столь нелепой истории о рабстве на таком расстоянии от штаба, он никак этого не проявил. Он смирился с тем, что земляне вооружены и не собираются расставаться с оружием, вне зависимости от того, какое впечатление это производит.
Тут он был на твердой почве – собственной почве, своей территории. Маленькие пистолеты даже при умелом обращении ничего не смогут поделать с большой толпой, если Дорка решит отдать приказ тайком, без предупреждения. В лучшем случае земляне дорого продадут свои жизни. Но иногда результат стоит любой цены.
– Леман, Хранитель гробницы, ждет вас, – сообщил Дорка. – Он тоже владеет вашей косморечью. Он очень образован. Сначала посетим его, а потом посмотрим город? Или у вас есть другие предложения?
Бентон помедлил. Жаль, что этот Леман не пришел к ним вчера. Скорее всего, ему известны два значимых слова. Мыслеписец мог вычленить их в его сознании, а затем преподнести им на тарелочке, тем самым обезвредив ловушку. Они не смогут изучить сознание Лемана в гробнице, потому что карманных мыслеписцев не существовало, а телепатией земляне не владели.
Гробница. Сосредоточение обстоятельств, установленных Фрейзером. Точка X.
Там бесчисленные аборигены столпятся вокруг, одержимые неведомым страхом неведомых вещей, готовые к действию, следящие за каждым их движением, прислушивающиеся к каждому их слову, ждущие, ждущие, пока один из них случайно не произнесет слоги, которые станут сигналом.
При таких условиях лучшее, на что они могут надеяться, – это сомнительное удовольствие захватить с собой нескольких аборигенов. Два слова – и слаженный прыжок, первое и единственное свидетельство того, что один из них ошибся. Удары, борьба, пот, проклятия, придушенные хрипы, быть может, бесплодный выстрел-другой, потом – забвение.
Два слова.
Смерть!
Впоследствии, чтобы примириться с совестью, над их телами проведут квазирелигиозную службу. Медные лица, искаженные печалью, но озаренные верой, песнопения в гробнице.
«Их испытали согласно твоим заветам – и поступили с ними согласно твоей мудрости. Их взвесили на весах и признали негодными. Благодарим тебя, Фрейзер, за избавление от наших недругов».
Та же судьба постигнет экипаж следующего корабля – и следующего, и следующего, пока Земля не пресечет все контакты межгалактической цивилизации с этим миром или не покарает его с особой жестокостью.
– Итак, чего вы желаете? – настаивал Дорка, глядя на Бентона с любопытством.
Вздрогнув, Бентон очнулся от мысленных блужданий и осознал, что все смотрят на него. Гибберт и Рэндл нервничали. Лицо Дорки отражало только вежливую, мягкую озабоченность, лишенную кровожадности или агрессии. Само собой, это ничего не значило. Тысячу лет назад китайские палачи казнили людей на общинной виселице, не выказывая никаких эмоций.
«С каких это пор флотские бросают дело на полпути?» – услышал он собственный голос. И громко и твердо произнес:
– Сначала пойдем в гробницу.
* * *
Ни внешностью, ни манерами Леман не напоминал верховного жреца странного звездного культа. Ростом выше среднего для своей расы, мягкий, серьезный и очень старый, он походил на безобидного пожилого библиотекаря, давным-давно променявшего будничную жизнь на пыльные книги.
