Лиминг наморщил лоб, будто подыскивая слова, и добавил:
– Прошу отметить, что ни один Юстас не в состоянии сам убить свою жертву. Если кто-то погибает, то не от руки Юстаса. Ведь у него и рук нет.
– Иными словами, он доводит свою жертву до самоубийства?
– Да.
– И жертва уже ничего не в силах изменить?
– Самое удивительное, что жертва вовсе не так беспомощна, как могло бы вам показаться, – сделал новый зигзаг Лиминг. – Жертва в любое время может освободиться от страха, компенсировав все зло, которое она причинила осязаемой половине данного Юстаса. То есть – человеку.
– И подобная компенсация немедленно прекращает процесс возмездия? – спросил Паллам.
– Именно так.
– И твоему Юстасу при этом все равно, согласен ли ты с его решением прекратить возмездие или нет?
– Да. Тут я должен сделать одно важное пояснение. Я не случайно говорил о врагах. Юстас сам никогда не выбирает себе врагов. Его выбор ограничен кругом тех, кто причинил мне зло или доставил неприятность. Поэтому, если кто-то компенсировал причиненное мне зло, Юстасу все равно, продолжаю я обижаться или нет. Для него обида перестает быть реальной и превращается в плод моего воображения. И тогда Юстас перестает обращать внимание на мою обиду и больше не преследует обидчика.
– Подытоживая твои слова, делаем вывод: действия Юстаса имеют мотивировку и оставляют возможность для покаяния, а твои действия – нет. Я правильно понял?
– Полагаю, что да.
– Можно ли считать, что Юстас обладает более зрелым чувством справедливости?
– Иногда он бывает предельно беспощадным, – резко свернул в сторону Лиминг.
– Твое замечание не по существу, – отрезал Паллам, затем обратился к коменданту: – Насколько могу судить, это взаимосуществование нельзя назвать союзом равных. Невидимая часть по своему развитию превосходит видимую.
Хитрый старый лис, подумал Лиминг. Ну ничего, чешуйчатый гений. Если ты хочешь заставить меня броситься отрицать твои слова и запутаться, тебя ждет разочарование.
Лиминг не торопился продолжать разговор. Он заглатывал наживку того, кто занимал в обществе чешуйчатых определенное положение и считался большим авторитетом. Ты начал стряпать теорию? Хорошо, сейчас подыграем твоей теории. Побудем менее развитой видимой частью.
Паллам внешне преобразился и довольно резким, назидательным тоном продолжал:
– Я предполагаю следующее. Когда твой Юстас решается наказать твоего обидчика, он поступает так лишь потому, что ты или общество не в состоянии сделать это сами. Я прав?
– Вы совершенно правы, господин Паллам, – осторожно подтвердил Лиминг, не зная, куда клонит хитрый старый лис.
– Иными словами, он включается в действие только в том случае, когда и ты, и закон вашего общества бессильны. Ты согласен?
– Юстас включается в действие, когда возникает необходимость его вмешательства, – сказал Лиминг, стремясь скрыться за расплывчатыми словами.
– О чем я и говорил, – довольно холодно напомнил Паллам.
Он подался вперед и устремил на землянина свои змеиные немигающие глаза. Лимингу стало не по себе.
– А теперь предположим, что твой Юстас нашел вескую причину наказать какого-нибудь другого землянина. Но у того землянина есть свой Юстас. Как этот Юстас отнесется к перспективе наказания?
– Да никак, – выпалил Лиминг, не успев даже подумать над ответом.
Ему вдруг показалось, будто Юстас и впрямь незримо присоединился к их разговору. Только мне еще не хватает свихнуться, мысленно одернул себя Лиминг.
– Почему никак? – упорствовал Паллам.
– Я уже говорил вам и могу повторить: если кому-то только кажется, что его обидели, Юстас не станет вмешиваться. Но если землянин виновен, он не вправе жаловаться. Он сам навлек на себя беду, и избавление от нее тоже находится в его руках. Если он не желает страдать, нужно поскорее исправить все, что случилось по его вине.
– Так это Юстас виновного заставляет его исправить дело, пока оно не зашло далеко и есть возможность предотвратить наказание?
– Вот об этом я не могу вам ничего сказать, – скромно, как и подобает кладезю добродетели, ответил Лиминг. – Мне ни разу не доводилось быть в положении жертвы. Думаю, я не слишком ошибусь, если скажу так: поведение людей и каждого человека в отдельности определяется взаимоотношениями между человеком и его Юстасом. И здесь наш выбор невелик.
– Что ж, вполне приемлемое объяснение, – признал Паллам. – Во всяком случае последовательное. Точнее, пока последовательное.
– Как вас понимать, господин Паллам? – спросил Лиминг.
– Возьмем наихудшее развитие событий. Я не вижу никакой разумной причины, заставляющей Юстаса жертвы допустить самоубийство своего партнера. Это противоречит основному закону выживания.
– Самоубийство совершается уже после того, как человек свихнулся, но никак не раньше.
– Не понимаю.
– А что тут не понимать? Сумасшедшие Юстасам не нужны. Для Юстасов они – все равно что мертвые, которых бесполезно оберегать. Юстасы имеют дело лишь с теми, у кого здравый рассудок.
– Выходит, для Юстасов выгода их, так сказать, симбиоза с людьми обусловлена разумом последних! – воскликнул Паллам, охотно уцепившись за слова Лиминга.
– Не знаю, – только и ответил Лиминг.
– А Юстас способен тебя утомить, вызвать оцепенение или что-то в этом роде?
– Да.
«Еще как способен, чешуйчатая ты задница!» – мысленно прибавил Лиминг. Ему сейчас хотелось задушить свое детище.
– Какая интересная и содержательная беседа, – восхищенно сказал Паллам, обращаясь к коменданту. – Я мог бы продолжать ее не один месяц. Это крайне увлекательный и совершенно неисследованный вопрос. До сих пор нам было известно о симбиотическом существовании лишь у низших форм жизни – растений, а также у шести низших видов эламов. И вдруг – симбиоз у разумных существ! Мало того – один из партнеров абсолютно невидим. Вы представляете, комендант? Это же величайшее научное открытие!
Комендант благоговейно молчал.
– Ознакомьте его с содержанием беседы, – потребовал Паллам, как будто главным здесь был он.
– Мы получили ответ из латианского сектора от полковника Шомута – нашего старшего офицера связи, – пояснил Лимингу комендант. – Он хорошо владеет космоглоттой, так что для него не составило труда опросить множество пленных землян. Мы послали ему кое-какие дополнительные сведения и получили великолепный результат.
– А разве вы ожидали чего-то иного? – спросил Лиминг.
Комендант не почувствовал издевки и воодушевленно продолжал:
– По данным Шомута, большинство пленных отказывалось говорить с ним на эту тему и что-либо признавать. Их можно понять. Ваши пленные решили, что из них обманным путем хотят вытянуть секретные сведения. Повторяю, большинство предпочли молчать. Однако некоторые оказались весьма словоохотливыми.
