За всеми этими мыслями об игре и томительном летнем заключении встреча с большой желтоглазой кошкой стала казаться мальчику действительно сном, не более.
Завтрак проходил в молчании. Купер жевал оладьи, как называла их бабушка, а сама она в это время стояла около плиты. Дед уже давно работал во дворе. Мальчик ел медленно, хотя тетрис тут был ни при чем - играть за столом запрещалось. Просто после того, как он закончит завтракать, придется идти к деду и выполнять эту скучную деревенскую работу.
Налив себе кофе в массивную белую кружку, Люси села напротив внука.
- Что ж, Купер, ты прожил у нас уже две недели.
- Угу.
- Ты хороший, воспитанный мальчик. Делаешь все, что тебе скажут, и не дерзишь. По крайней мере, вслух.
В глазах бабушки ясно читалось, что напускное послушание ее не обмануло. Купер действительно много дерзил про себя.
- Весьма неплохие качества. С другой стороны, ты все время ходишь мрачный и надутый, как будто тебя посадили в тюрьму. И это уже не так хорошо.
В этот момент Куперу захотелось как можно скорее доесть оладьи и уйти. Кажется, ему предстоит обстоятельная беседа… Он уже знал, как это происходит. Сейчас бабушка перечислит все, что он делал не так, объяснит, что от него ожидали большего и теперь в нем глубоко разочарованы.
- Я знаю, что ты злишься. Безусловно, у тебя есть для этого основания.
Купер растерянно заморгал, продолжая смотреть в свою тарелку.
- По правде сказать, я тоже здорово сердита -из-за тебя. Твои родители повели себя как настоящие эгоисты. Сделали так, как им захотелось, а твои интересы даже не приняли в расчет.
Купер удивленно воззрился на бабушку. Может быть, это очередная хитрость взрослого человека? Бабушка рассчитывает, что он скажет какую-нибудь гадость о родителях, а потом его за это накажут.
- Мама с отцом могут делать то, что считают нужным.
- Все так, - кивнула Люси и сделала глоток кофе. - Но это ведь не оправдание! Мы с дедушкой очень хотели, чтобы ты приехал сюда. Твой дед не любитель много говорить, но это правда. Нам хотелось поближе познакомиться со своим единственным внуком, которого мы видим так редко. Но тебе здесь не нравится… Мне очень жаль, что все так вышло.
Бабушка смотрела прямо в глаза Куперу, и в этом взгляде не было никакого лукавства.
- Я знаю, что ты хочешь быть дома, -продолжала между тем Люси, - со своими друзьями.
Знаю, что ты собирался ехать в бейсбольный лагерь. Да-да, мне известно и об этом.
Она снова отпила кофе и стала смотреть в окно. Судя по всему, бабушка действительно была сердита - но не на него, а из-за него. Ощущение это было настолько непривычным, что в груди Купера что-то сжалось.
- Так вот. Мне известно об этом, - повторила бабушка. - Мальчику твоего возраста не разрешается много говорить или принимать самостоятельные решения. Все это будет в твоей жизни позже. Пока же ты должен довольствоваться тем, что есть, или все время будешь чувствовать себя несчастным.
- Я всего лишь хочу домой, - Купер и сам не понял, как это у него вырвалось. Словно боль в груди вытолкнула слова наружу.
Люси перевела взгляд на внука.
- Я знаю, детка, знаю. Как бы мне хотелось помочь тебе! Можешь мне не верить, но это правда: я действительно хочу помочь.
Дело было не в доверии, а в том, как бабушка с ним разговаривала. Впервые в жизни Купер почувствовал, что его мнение и интересы что-то значат. Слова буквально хлынули из него, подгоняемые чувством жалости к себе.
- Они просто отослали меня прочь, а ведь я не сделал ничего плохого, - голос его задрожал от подступивших слез. - Даже не захотели взять меня с собой. Я им там не нужен.
- Зато ты нужен нам здесь. Я понимаю, что сейчас для тебя это слабое утешение, но ты должен мне верить. Если когда-нибудь потом тебе понадобится прибежище, ты всегда найдешь его у нас с дедушкой.
И тут Купер сказал самое главное. То, что уже давно чувствовал:
- Папа с мамой собираются разводиться…
- Думаю, ты прав.
Купер растерянно взглянул на бабушку. Он-то ожидал, что его станут убеждать в обратном - мол, не нужно бояться, все в конце концов как-нибудь образуется.
- А как же тогда я?…
- Тебе придется пройти через это.
- Они меня не любят…
- Любят. И мы тебя любим, - улыбнулась Люси. - Во-первых, потому, что ты наш внук, наша кровь. А во-вторых… просто любим, и все.
Увидев две слезинки, капнувшие на тарелку внука, она поспешила продолжить:
- Я не могу говорить о том, что думают или чувствуют твои родители. Но что касается их поступков… Я здорово сердита на них, Купер. Сердита из-за того, какое решение они приняли относительно твоих каникул. Кое-кто, возможно, скажет, что это еще не конец жизни - всего-навсего одно лето. Но этот кое-кто просто забыл, что чувствовал, когда ему или ей было одиннадцать лет. Я не могу сделать тебя счастливым, Купер, но хочу кое о чем попросить. Может быть, это будет трудновато, но ты все-таки попытайся.
- Здесь все не так, как дома.
- Ты прав. Но и в этом можно найти что-то хорошее. Если тебе это удастся, то и время будет тянуться не так медленно. Попытайся. А я уговорю твоего дедушку, чтобы он купил новый телевизор -такой, что вполне может обойтись без этих рожек, как у улитки, - бабушка кивнула на антенну.
Купер шмыгнул носом.
- А если я попытаюсь, но так и не найду ничего хорошего?
- Главное - попытайся.
- Как долго я должен стараться, чтобы появился новый телевизор?
Люси рассмеялась так легко и свободно, что губы мальчика тоже невольно изогнулись в улыбке.
- Вот это по-деловому. Скажем, две недели. До этого ты две недели дулся и кис, а теперь будешь пробовать чему-нибудь научиться. Если и в самом деле приложишь усилия, через две недели в гостиной будет стоять новый телевизор. Договорились?
- Да, мэм.
- Вот и отлично. А теперь иди во двор к дедушке. Он там затеял одно дело. Не исключено, что ему понадобится помощь.
- Хорошо, - Купер встал из-за стола. Позже он и сам не мог понять, почему его вдруг прорвало. - Они все время орут друг на друга, даже не обращая внимания на то, что я рядом… У отца есть любовницы… У него все время есть кто-то на стороне.
Люси вздохнула:
- Ты что, подслушиваешь?
- Бывает. Но иногда они кричат так, что мне даже не нужно прислушиваться. Им без разницы, рядом я или нет. Они никогда не слушают то, что я говорю. Порой делают вид, а порой просто отмахиваются. Им неважно, что я чувствую, лишь бы вел себя тихо и не путался под ногами.
