Что можно было на это возразить? Мне пришлось довольствоваться таким признанием. Тем более, что оно подтверждалось самыми нежными ласками и поцелуями. Они были для меня гораздо красноречивей и убедительней слов. Говорить можно все, что угодно. Но только прикосновения, взгляды убеждают в искренности наших чувств.
В чем-то мы были схожи с Игорем. Оба любили говорить обо всем на свете, но только не о своих чувствах. Какая-то природная деликатность мешала нам раскрывать свои души до конца, до самого донышка. Мы уже прошли темной, без единого фонаря аллеей от биофака до высотки, когда Игорь внимательно заглянул мне в лицо:
— Тебя что-то тревожит? Чем ты недовольна, признавайся. Я отступил от традиций? Не бухнулся в ножки, не клялся в любви и верности до гробовой доски? А ты не потупила глазки и не обещалась подумать. Я все сделаю, как пожелаешь, потому что чту традиции. Поеду в Малаховку, буду просить руки и обещать твоим родичам золотые горы.
Тут он вдруг дурашливо расшаркался и отвесил такой низкий поклон, что подмел своим светлым чубом асфальт. Поклон предназначался не мне, а будущим теще и тестю, которых Игорь пообещал уважать и почитать.
— Ты этого хочешь? Все сделаю, только намекни.
— Сейчас я хочу только одного — уложить в горизонтальное положение свои старые кости и спокойно все обдумать. У меня в голове такой сумбур, — говорила я, поднимаясь по ступенькам к парадному входу.
У двери он остановил меня, чтобы поцеловать на прощание. Завтра я должна дать решительный ответ. Обычно поцелуи разгоняли все мои сомнения. Но на этот раз и они оказались бессильны. Я отрицательно покачала головой: на раздумья и семейные советы уйдет долгое время. Его затея казалась мне легкомысленной и неосуществимой.
Прошло три недели. За это время я рассказала обо всем папе, а матери и Люське только сообщила, что один молодой человек, мой хороший друг, хочет приехать к нам как-нибудь в воскресенье и представиться.
— Как это представиться? — Люська вытаращила на меня глаза. — С какой это стати? Что за церемонии китайские?
— Она права, Люся, — возразила мама. — Если она дружит с мальчиком, то должна познакомить его с нами. Это в порядке вещей.
Моя сестрица только хмыкнула на это и начала допрос с пристрастием: не сделал ли мне этот просто друг предложение, какая у него жилплощадь? Вопросов последовало очень много, но я отвечала уклончиво:
— Все узнаешь в свое время.
Совсем неожиданно отреагировала на новость мама. Она впала в глубокую задумчивость. Ее совсем не волновали виды на мое будущее и визит Игоря.
— Лариса так плохо одета, — как-то за ужином мама подумала вслух и посмотрела на меня грустно, как на Золушку.
В результате я получила два почти новых платья с Люськиного плеча, они мне всегда очень нравились. А еще сестрицын плащ и мамину сумочку. К тому же мне купили новые туфли и обещали сапоги. Бедные мои родители. Все забывается, но я отлично помню, как трудно было в те дни доставать одежду и обувь.
У мамы появилась новая приятельница, родительница одной ученицы, отличная портниха. Она умела из куска обыкновенной ткани сотворить вполне приличный туалет. Так что Люсю удалось экипировать к началу ее первой в жизни службы. Мама считала, это очень важно: люди остались такими же дикарями, как в доисторические времена, и встречают по-прежнему по одежке, а не по уму. Потом Люся сама стала зарабатывать и где-то одеваться. На меня посыпались подарки. И вскоре скудные времена ушли в прошлое.
Перед визитом Игоря, кажется, это было в конце октября, мы с папой две недели мыли и чистили нашу скромную квартиру. Люська не принимала в этом участия, только с любопытством и насмешками наблюдала, почитывая очередной том «Экономики переходного периода». Осенью она возвращалась домой почти каждый вечер. Потом решился вопрос с ее комнатой, и сестра почти исчезла из жизни семьи. Вскоре после нее исчезла и я…
Но на встречу с будущим родственником сестрица прибыла, несмотря на невероятную загруженность делами именно в этот день. Визит прошел вполне благополучно. Только вначале все держались немного официально и скованно. Люська вовсе не разглядывала гостя во все глаза, чего я очень боялась, а болтала без умолку. Говорили о политике, о будущем — таком туманном, о литературе. Говорили чуть ли не взахлеб.
Еще в электричке Игорь спросил:
— Ну что, мне просить сегодня твоей руки? Сердце ты все равно никому не отдашь, оно принадлежит папе. Или просто мимоходом сообщить семейству, что мы собираемся пожениться?
— Нет-нет, ни в коем случае! — испугалась я. — Сама сообщу как-нибудь в обыденной обстановке, за вечерним чаем.
Игорь пожал плечами, но кажется, испытал небольшое облегчение. В самом деле, каждому из нас достаточно было своей собственной семьи. Догадываюсь, что объяснения Игоря с родителями были непростыми. Вечерами он иногда являлся ко мне мрачнее тучи. И от меня требовалось немало усилий, чтобы тучи развеять.
Когда я, проводив Игоря, вскоре вернулась домой, мои все еще сидели за столом и бурно обсуждали моего дружка.
— Послушай, я никак не ожидала, что ты можешь захомутать такого парня. Просто душка! — восторгалась Люська, с интересом и уважением поглядывая на меня.
Она ожидала увидеть вариант нашего Мишки, который произвел на нее самое отталкивающее впечатление. Мама тоже была в каком-то ошеломлении от Игоря:
— Какой воспитанный мальчик. За его спиной чувствуется несколько поколений интеллигентов, культура, традиции. Сейчас это большая редкость.
Мама долго не могла поверить, что именно мне выпала такая удача в жизни. Они все говорили и говорили, а папа больше молчал. И в молчании его не было солидарности. Скорее, наоборот. Он не скрывал, что у него есть свое мнение, просто он не торопится его высказать. А мне не терпелось узнать именно его мнение.
И только в воскресенье, когда мы гуляли с ним в лесу, я приступила к нему с расспросами. Папа долго уклонялся. Согласился с мамой и Люсей, что в Игоре бездна всяческих достоинств и обаяния.
— Но мне хотелось бы, детка, чтобы с тобою рядом был человек сильный. И я жил бы спокойно, передав ему тебя с рук на руки. Зная, что у тебя есть опора, что тебя есть кому защитить…
— Ты считаешь, что Игорь слабый? — удивилась я.
Мне он казался совсем другим. Какой-нибудь слабак, маменькин сыночек никогда не решился бы на такой шаг — жениться на мне.
— Ну что ж, очень разумный шаг. Он чувствует, что ты станешь надежной опорой для него, — настаивал папа. — С такой женой, как ты, ему будет легко и просто жить.
— Но сейчас все мужчины такие, папа. Слабые. Во всех семьях женщины несут на своих плечах большую часть трудов и проблем. Мы — исключение. И так называемые сильные мужчины, грубые, напористые, практичные, мне совсем не нравятся.
— Ты права, права! — успокоил меня папа. — Уже поздно. Ты его любишь. Он — твоя судьба. Может быть, не самая несчастливая. Прошу тебя только об одном — не слишком торопитесь со свадьбой. Где вы будете жить, он тебе говорил?
