— Это всего лишь краска, Силла, всего лишь ткань.
— Это символы. Мода меняется, приходит и уходит, но остаются символы. Уже не будет розового дивана с белыми атласными подушками. Я все изменила и не жалею об этом. Тут никогда не будет такой элегантности, смелости и яркости, как при ней. И я с этим тоже примирилась. Но иногда я прихожу сюда, иногда у меня возникает желание — я знаю, что это похоже на безумие, — спросить у нее, одобряет ли она все это.
— Одобряет?
Силла улыбнулась и прижалась лбом к его лбу.
— И поскольку я делаю странные заявления, то могу продолжить в том же духе и задать тебе странный вопрос?
— Давай расположимся на той части веранды, которая лучше предназначена для странных вопросов, потому что я не могу так долго сидеть на корточках, — он встал и поднял ее.
Они устроились на ступеньках веранды, вытянув ноги.
— Ты уверен, что именно здесь задают странные вопросы?
— Лучшего места не найти.
— Ладно. Ты знал дедушку Брайана? Отца его отца?
— Почти нет. Он умер, когда мы были совсем маленькими. Большой и крепкий мужчина. Властный.
— Ему было около шестидесяти в то Рождество? В последний рождественский праздник.
— Не знаю. Думаю, около того. Почему ты спрашиваешь?
— Не так уж стар, — сделала вывод Силла. — Дженет любила мужчин старше себя. И моложе. Любого возраста, любой расы и любого вероисповедания.
— Ты думаешь, Дженет Харди и дед Брайана? — Он удивленно рассмеялся. — Это так… странно.
— Во-первых, начнем с того, что людям вообще совсем непросто представить, что у их дедушек и бабушек были любовные похождения и что они занимались сексом.
— Я и не желаю это представлять, — он шутливо толкнул ее локтем. — В моей голове установлен телевизор высокой четкости. Если я это представлю, у меня останется травма на всю жизнь.
— Форд, он мог написать эти письма.
— Мой дедушка?
— Нет. Ну да, раз уж ты об этом сказал. Он был без ума от нее, по его же собственному признанию. Он фотографировал ее.
Форд уронил голову на руки.
— Ты вызываешь в моем мозгу ужасные картины.
— Он расскажет тебе, если ты попросишь?
— Не знаю, и я не собираюсь его расспрашивать. Никогда в жизни. И я ухожу с этой безумной части веранды.
— Погоди, погоди. Оставим дедушек. Теперь Брайан. Трудно поверить, что твой дедушка с такой любовью смотрел бы на эти снимки, если бы все закончилось так плохо. Но дед Брайана подходит, правда? Властный, влиятельный. Женатый. С детьми, с успешной — и публичной — карьерой. Он вполне мог быть автором этих писем.
— С учетом того, что его уже четверть века нет в живых, доказать или опровергнуть это будет трудно.
Серьезное препятствие, подумала она, но преодолимое.
— Вероятно, где-нибудь сохранились образцы его почерка.
— Да, — Форд вздохнул. — Наверное.
— Хорошо бы достать образец и сравнить с письмами — тогда все разъяснится. Они оба умерли, и на этом все закончится. Не будет никакого смысла рассказывать об этом. Но…
— Ты будешь знать.
— Я буду знать, и я смогу спокойно забыть о той части ее жизни, которую так неожиданно открыла.
— А если почерки не совпадут?
— Тогда у меня останется надежда, что когда-нибудь я задам правильный вопрос нужному человеку.
— Попробую что-нибудь сделать.
Форду потребовалось два дня, чтобы придумать план действий. Он не умел лгать. Нельзя сказать, что он совсем не мог этого делать, но у него никогда не получалось выглядеть при этом убедительным. Ложь сходила ему с рук только тогда, когда человек, которому он лгал, жалел его и делал вид, что ничего не замечает. Поэтому Форд старался обходиться правдой.
Он наблюдал, как Брайан и Шанна выгружали торфяной мох на землю у подножия законченной стенки из камней.
— Можешь взять лопату, — сказал ему Брайан.
— Могу, но в наблюдении и восхищении есть своя прелесть. Особенно если объектом наблюдения и восхищения является зад Шанны.
Она с готовностью повиляла бедрами.
— Всем известно, что ты смотришь на мой зад, — парировал Брайан.
— Точно. Шанна — это предлог. И чтобы быть убедительнее, она могла бы нагнуться чуть ниже, и… Я сдаюсь, — рассмеялся он, когда она исполнила его пожелание.
Вот что значит, подумал Форд, быть старыми друзьями. Это еще одна причина для того, чтобы не лгать. Придется применить хитрость.
— Что вы тут сажаете?
Брайан выпрямился, вытер рукой вспотевший лоб и показал на кусты в торфяных горшках.
— Мог бы и помочь — все равно тебе нечем заняться. Принеси их сюда, а мы начнем их вкапывать.
— Он злится, потому что я беру отпуск на десять дней. Поеду в Лос-Анджелес навестить Стива.
— Да, — Форд поднял азалию. — Значит…
— «Будущее еще не определено».
Невозможно не полюбить женщину, которая цитирует «Терминатора».
— Передай ему привет и все такое.
Он ждал, пока они вынимали и переставляли принесенные им растения, спорили, как лучше их разместить, и в конце концов сам принял участие в обсуждении.
— Ладно, ты прав, — в конце концов сказала Шанна Брайану. — Поменяем местами тот рододендрон и вот эту андромеду.
— Я всегда прав, — Брайан важно ткнул себя пальцем в грудь. — Поэтому я босс.
— А в качестве босса ты можешь прерваться на минутку? — спросил Форд. — Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Конечно, — ответил Брайан, и они отошли в сторону.
— Слушай, только это должно остаться между нами, — начал Форд. — Силла нашла письма, написанные каким-то парнем, у которого был роман с ее бабушкой.
— И что?
— Бурный, тайный роман, женатый парень, все закончилось печально.
— Повторяю: и что?
— Понимаешь, письма не были подписаны, но Дженет сохранила их и спрятала. Пока не появился Хеннесси, мы думали, что этот таинственный человек пытается проникнуть в дом и вернуть себе письма.
— Но ему, наверное, уже лет сто?
— Возможно, но необязательно. Многие семидесятилетние парни в свое время любили женщин, которые не были их женами.
— Это ужасно, — сухо сказал Брайан. — Послушай, а может, это был Хеннесси, и это у него была интрижка с красивой и сексуальной кинозвездой? Хотя мне кажется, что он уже родился полным придурком.
— Все возможно. Но с логической точки зрения вероятнее… Послушай, она была знакома с твоим дедом, а он был здесь важной персоной и приходил к ней на вечеринки.
