— Мы что, путешествуем во времени? Тебе не может быть больше тридцати.
— Тридцать один. Осталось меньше десяти лет до сорока, а всего пять минут назад я готовился к выпускным экзаменам в школе.
Улыбнувшись, Гэвин продолжал скрести.
— Дальше будет только хуже. Каждый следующий год пролетает еще быстрее.
— Благодарю, — с горечью произнес Форд. — Именно это мне и нужно было услышать. Я собирался не торопиться, но разве это возможно, если времени осталось меньше, чем ты думаешь. — Повернувшись, он взмахнул скребком и едва не разбил окно. — Но если ты готов, а она нет, что, черт возьми, я должен делать?
— Продолжать скрести.
Форд скреб — краску и свои пальцы.
— Черт. В качестве метафоры для всей моей оставшейся жизни это отвратительно.
Силла вышла из дома как раз в тот момент, когда Форд, нахмурившись, слизывал кровь с костяшек пальцев.
— Что ты делаешь?
— Я соскребаю краску и несколько слоев кожи, а твой отец философствует.
— Дай посмотрю. — Она взяла руку Форда и внимательно изучила ссадины. — Жить будешь.
— Должен. Скоро у меня будет две закладные. Ай. — Он вскрикнул, когда она неожиданно сжала его пальцы.
— Прости. Они приняли твое предложение?
— Да. Завтра я должен явиться в банк и подписать кучу бумаг. Кажется, ничем хорошим это не кончится.
— Расчет в ноябре?
— Я следовал рекомендации компании.
— Боишься? — она толкнула его локтем в бок. Его улыбка вышла слабой и кислой.
— Я влезаю в долг. Цифра с множеством нулей. И еще много приятных моментов. Ты знаешь о том, что обоняние — самое сильное из пяти чувств? Я до сих пор вспоминаю запах этого дома.
— Оставь это, пока ты и вправду не покалечился. — Силла отобрала у него скребок и положила на подоконник. — Пойдем со мной на минутку, — она подмигнула отцу и потащила Форда в дом. — Ты помнишь, как выглядела эта кухня, когда ты впервые увидел ее?
— Да.
— Некрасивая, грязная, с поцарапанным полом, потрескавшейся штукатуркой, голыми лампочками. Представил?
— Представил.
— Закрой глаза.
— Силла.
— Серьезно — закрой глаза и держи эту картину у себя в голове.
Он покачал головой, но подчинился и позволил ей вести себя.
— А теперь я хочу, чтобы ты описал мне, что ты увидишь, когда откроешь глаза. Никаких размышлений, никаких оценок. Просто открой глаза и скажи, что ты видишь.
Он послушался.
— Большая комната, пустая. Много света. Стены цвета слегка поджаренного хлеба. Полы в больших квадратах плитки — много медовых оттенков на кремовом — и торчащие трубы. Большие окна, выходящие на внутренний дворик с синим зонтом и клумбами с розами, которые цветут как безумные. И горы на фоне неба. Я вижу мечту Силлы.
Он хотел шагнуть вперед, но Силла остановила его.
— Нет, не ходи по плитке. Стэн закончил ее укладывать только час назад.
— Чудесная кухня.
— Мне тоже очень нравится. Мы так же преобразим тот дом, Форд, и нам обоим будет, чем гордиться.
— Хорошо. Хорошо, — он повернулся и поцеловал ее в лоб. — А теперь мне нужно скрести.
Она вышла вместе с ним из дома и очень удивилась, когда он махнул рукой, попрощавшись с ее отцом, и, не останавливаясь, направился к своему дому.
— Куда это он? Он сказал, что идет скрести.
Гэвин украдкой улыбнулся. Ему было приятно сознавать, что его дочь нашла свое место в жизни, свою цель и мужчину, который ее любит. И он радовался, что она вне досягаемости для человека, который желал ей зла.
Следующим утром Силла, возвращаясь к себе от Форда, увидела, что покрышки на колесах ее пикапа проколоты. На земле возле левого переднего колеса лицом вниз лежала еще одна кукла, а в ее спине торчал нож для чистки овощей с короткой ручкой.
— Ты должна была вернуться за мной. Черт возьми, Силла. — Форд прошелся вдоль дорожки, затем вернулся к Силле, сидевшей на ступеньках веранды. — Что, если он… она… кто бы то ни был… еще был здесь?
— Никого не было. Копы приехали через пятнадцать минут. Теперь они уже привыкли приезжать быстро. Не вижу смысла…
— Если я не умею управляться с пилой или этой проклятой дрелью, то от меня нет никакой пользы?
— Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь.
— Остынь, Форд, — Мэтт стал между ними.
— Как бы не так. Уже второй раз кто-то калечит одну из этих проклятых кукол, чтобы напугать ее, а она сидит здесь одна, ждет копов и позволяет мне спать. Это чертовски глупо.
— Ты прав. Но все равно остынь. Он прав, — обратился Мэтт к Силле. — Это было чертовски глупо. Вы отличный босс, Силла, в том, что касается работы, и один из лучших плотников, с которыми мне приходилось сотрудничать. Но когда кто-то преследует вас и угрожает вам, то неразумно стоять здесь после того, как вы нашли это.
— Это была обычная хулиганская выходка, и никто не просил вас бежать через дорогу, вытаскивать Форда из постели, чтобы потом вы вместе набросились на меня. Я не дура. Если бы я испугалась, я бы сама побежала через дорогу и вытащила Форда из постели. Я была в ярости, черт возьми.
Она вскочила, потому что ощущала себя маленькой и слабой, когда сидела и смотрела снизу вверх на двух встревоженных мужчин.
— Я все еще в ярости. Я злюсь, и мне надоело, что — как вы изволили выразиться — меня преследуют и мне угрожают. Мне надоело бегать через дорогу, надоела испорченная работа и все остальное. Поверьте, если бы тот, кто это сделал, был еще здесь, я бы выдернула нож из этой идиотской куклы и перерезала ему горло. Но и после этого не успокоилась бы.
— Если ты такая умная, — спокойно сказал Форд, — то должна понимать, что это глупо — быть такой самонадеянной.
Она открыла рот, чтобы возразить, но потом сдалась.
— Готова признать, что это безрассудство. Но не глупость.
— Упрямство и безрассудство, — возразил Форд. — Это мое последнее слово.
— Называй как хочешь. А теперь, если ты вернешься в постель, а вы к работе, я смогу посидеть тут и подумать.
Мэтт молча поднялся на ступеньки, потрепал Силлу по голове и пошел в дом. Форд подошел и сел рядом.
— Мне все равно, умеешь ли ты обращаться с пилой, — Силла взяла его за руку.
— Слава богу.
— Я не подумала о том, чтобы позвать тебя. Я слишком сильно разозлилась. Я не понимаю, просто не понимаю, — придвинувшись, она не отказала себе — и ему — в удовольствии и на секунду уткнулась лицом ему в плечо. — Хеннесси в психушке. Если это его жена, то зачем? Я знаю, что он пробудет там два года, но разве это моя вина? Может, она такая же сумасшедшая, как и он.
