Вросшая в кровать Федора с громким сопением втянула воздух и закашлялась, и от неожиданности мы резво отпрыгнули к стене. Она подёргала кистью, довольно легко оторвала налипшие сухие корни и быстрым движением прижала ладонь к горлу, а потом открыла глаза и села неестественно ровно, как кукла.
– Вы кто такие? – мельком взглянула на нас, стряхнула остатки корней с рук и принялась освобождать лодыжки. Свесив худые ноги, Федора спрыгнула на пол и чуть не рухнула, мне даже пришлось подхватить её за локти, чтобы удержать от падения, и она благодарно кивнула, бросив цепкий взгляд. – Спасибо. И где я вообще? В голове какая-то сплошная каша.
– Без понятия, деточка, – Лена смотрела на неё откровенно неприязненно.
Федора внимательно изучила Лену и внезапно ткнула в неё пальцем.
– А ведь я тебя знаю! Ты вроде бывшая… Моего мужа? Хотя я даже не уверена, кто мой муж, – Федора беспомощно потёрла кончик носа, – но я из-за этого тебе не нравлюсь, да?
– Совсем ку-ку? Царёв никуда от меня и не девался.
– Точно! Царёв! – Федора посветлела лицом. – И дочка ещё! Алёнка, – она произнесла имя с такой искренней нежностью, что Лену передёрнуло.
– Оставь в покое мою семью, ты, слышишь, – тон явно угрожающий.
– Девочки, давайте не ссориться! – Федора попробовала стоять без поддержки и худо-бедно справилась, – Ты снова с ним сошлась, что ли? А я куда тогда делась? Такое ощущение, что всё на свете проспала, – она виновато почесала затылок и только тут узнала, что голова её выбрита, повертелась в поисках зеркала, но ничего не нашла и теперь растерянно щупала получившийся ёжик обеими руками.
– Ты что несёшь? Лучше скажи, зачем ты приходишь к моему мужу и дочке? Что тебе надо?
– Но я не прихожу! – Федора вздохнула. – И не помню, что бы ты появлялась, только твои старые фотографии. Это так странно. Туманно всё.
Лена ужасно хотела злиться, но бритая девушка обезоруживала своей открытостью.
– А что ты помнишь чётко и ясно? – решила отвлечь их от скользкой темы, и Федора смешно сдвинула брови в новой попытке покопаться в памяти.
– Кое-что есть, – на покрытой пылью тумбе она торжественно нарисовала пальцем зеркальное отображение «717», – как я прошу Алёнку написать вот это, и она делает! И Царёва тоже прошу, но он почему-то плохо слышит меня и постоянно молчит. А что это, кстати, значит? – мы с Леной дружно обернулись назад и показали облупившуюся краску со всё ещё читаемым номером палаты.
– И ещё, – Федора смутилась, – помню, как большой волк прыгнул на меня, – она подняла правую руку и безошибочно попала кончиками пальцев на белёсые полоски над ухом и сморщилась, будто от боли.
– Господи, да где ты ещё волка нашла в Москве, – Лена фыркнула, – в зоопарке, что ли?
– Большой, белый. Красивый, – Федора хотела ещё что-то добавить, но за нашими спинами появился нехороший и очень назойливый писк.
Звук шёл из палаты напротив, и когда мы осторожно подошли поближе, там что-то пронзительно щёлкнуло и тут же завозилось прямо на полу, у прикрученной металлической кровати. Это была девчонка лет шести, закутанная в такое же дырявое одеяло, какое раньше красовалось на Федоре. Кожа девочки того же оттенка, что и трава, низкие тучи и почти всё в этом сумрачном мире – серая.
Она неуверенно встала, кутаясь в драное тряпьё, и сделала несколько шагов к нам, а точнее – к Лене, но та отступила, испугавшись требовательно протянутых рук, как если бы девочка желала обняться.
– Мама, ты чего? Боишься меня? Я же не кусаюсь, – и она рассмеялась низким, скрипучим старушечьим голосом, – И я соскучилась.
Лена побледнела, как бумага.
– Какая я тебе мама?
– А ты ничего не знаешь, да? Мы все здесь, кто ушёл.
В коридоре прокатился отдалённый шум, помноженный на эхо от множества бегущих босых ног. Кажется, они двигались сюда, и стены мелко задрожали.
Девчонка хихикнула и с восторгом припала к остолбеневшей Лене, ловко воспользовавшись моментом слабости, а та опустила голову и после некоторого колебания положила руки на острые плечи ребёнка. Жест получился вымученный, но девочка была счастлива и аж зажмурилась от нахлынувших чувств.
Топот наваливался на нас и почти оглушал, несмотря на искажённую перспективу коридора – он казался раз в десять длиннее, чем должен быть, и через пару минут чернота на том конце ожила, зашевелилась, выплеснув прижатые друг к другу серые детские фигуры. Как братья и сёстры – с похожими лицами, полными настоящей надежды, и все как один твердили «мама, мама». Кто-то опоздавший бежал по двору – за окном торопливо прошлёпали по асфальту чьи-то голые пятки, но я не стала вслушиваться.
Дети оттеснили нас от Лены, облепили её со всех сторон, пытаясь дотянуться, потрогать хоть за подол или рукав и урвать себе личный кусок желанной близости к матери.
Что же, если она прожила с тысячу лет, разве это не могли быть её собственные дети-призраки?
Она широко раскинула руки, перескакивая пальцами с одной детской макушки на другую и вдруг всхлипнула, опустилась на колени, теряясь в напирающей серой толпе.
Писк из соседней палаты стал невыносимым и вокруг резко вспыхнул искусственный свет, возвращая обратно в больницу.
Я стояла теперь в тот самом коридоре и еле увернулась от медсестры, со всех ног бегущей в палату со старушкой. Её аппаратура пронзительно верещала, явно не обещая ничего хорошего персоналу.
Обернулась и увидела, как девушка в палате «717» открыла глаза и шарит руками по одеялу.
Лены нигде не было.
К тому моменту, как очнувшуюся Федору в очередной раз осмотрели поражённые чудом врачи, гораздо менее удачливую старушку уже забрали. Расстроенная медсестра подошла ко мне и спросила, где Лена, и по её мокрым глазам я поняла, что она недавно на этой работе и ещё не успела очерстветь, и потому принимала потери в свою смену столь близко к сердцу.
Конечно, я позвонила Серых по поводу его найденной дочери, и он ворвался в отделение, чуть не столкнувшись в дверях с красавчиком-великаном. Барышни в белых халатах вполне объяснимо млели от этого великана по имени Слава, кстати оказавшимся преданным мужем Федоры, и никак не могли взять в толк, каким образом всплыл новый близкий родственник – отец, и где его носило последние полгода, когда она лежала тут без особых шансов прийти в себя.
Когда им наконец разрешили зайти, Федора уже сидела, облокотившись на подушки, и смущённо улыбалась, глядя то на мужа, то на отца.
– Сколько ты пробыла здесь? – Серых был изрядно потрясён тем фактом, что нашёл пропавшую дочь уже замужней. Она перевела на великана вопросительный взгляд и сжала его руку – просто не знала правильный ответ.
– Полгода, но мы познакомились пять лет назад, – Слава спокойно смотрел на Серых, – и Федора ничего не помнила о своём прошлом, но категорически отказалась искать любые зацепки. По правде говоря, я решил, что она хочет забыть, и не настаивал. Может, у неё были на то веские причины.
