Неловкая пауза повисла от пустяковых Алёнкиных слов:
– А тётя Юля сможет найти мою другую маму? Ей очень плохо.
Казалось, Лена сейчас задохнётся.
– Алёнка, ты о ком? – Царёв повернулся к дочери и нахмурился. – И почему не спим, кстати? Лена, ей давно пора спать.
Лена вздрогнула и неразборчиво пробормотала что-то, а Алёнка послушно встала и отправилась в свою комнату, включив по пути весь свет.
– Так что за другая мама? – Царёв уточнил вдогонку, но девочка вяло пожала плечами. – Лена, о чём это она? – он требовательно поднял одну бровь и слегка повысил голос.
– Я не знаю, – она опустила ресницы.
Каюсь, тут мне надоело искать отсутствующую чёрную кошку и я голыми руками полезла подправить расклад – пускай Царёв и Царёва уже помирятся, что ли, а я наконец отправлюсь восвояси. От попытки прикоснуться к нитям её судьбы меня изрядно тряхануло и даже вырубило на несколько минут.
Открыла глаза и сфокусировалась на близко склонившейся Лене – она суетилась и всё пыталась приложить влажное полотенце, а за ней маячил Царёв. Аккуратно отодвинула её руку и подумала, как она может спокойно жить и не подозревать о такой силище. Ещё повезло, что я не успела вмешаться, а то могло закончиться гораздо хуже. С нечистью разговор короткий – обрубай и всё, а править ничего нельзя, себе дороже; нормальные же люди, как открытая книга, меняй – не хочу, но это?
У неё вместо нитей был спутанный клубок без конца и края. Как будто она прожила тысячи жизней и все они вросли друг в друга, безнадёжно перемешались и теперь не разобрать, за что тянуть.
Я глупо таращилась на неё, как на страшилище, и Лена почуяла неладное – отступила, беспомощно оглянулась на Царёва и севшим голосом протянула:
– Что-то не так?
Пришлось брать себя в руки и уверять, что всё в порядке. Собственно, переживать ей и не стоило, с таким заделом она могла лет сто прожить и даже не чихнуть. Это мне повезло, что уцелела, самоуверенно решив, что могу ковыряться здесь, как у себя дома, будет мне урок.
Спать устроилась в любезно предложенной гостевой комнате, прямо-таки борясь с горячим желанием рвануть отсюда – по сути, опасности нынешняя Лена не представляла, но мороз по коже, когда рядом за стенкой спит такое древнее существо.
Кто же ты, Федора, что беспокоишь иных? Теперь я не сомневалась в её существовании.
Ближе к рассвету проснулась и сперва не поняла, что вижу – мутная фигура в утреннем сумраке. Алёнка с закрытыми глазами стояла у окна и вдруг медленно выдохнула на стекло, неловко вытянув тонкую шею, а затем пальцем нарисовала непонятные знаки.
Не сразу сообразила, что они обозначают – зеркальное отображение числа «717».
Алёнка бесшумно ушла, а я ещё долго ворочалась, гадая, что бы это значило.
До завтрака поймала сонную Лену и спросила, не говорит ли ей о чём-то это число. Она тупо смотрела на меня, не понимая, а потом зрачки её расширились.
Она не захотела ничего объяснять и даже как будто смутилась, только скупо бросила – собирайся, всё покажу тебе. На всякий случай держалась от Лены подальше, хотя это было бессмысленно – всё равно в одной машине ехать будем и если захочет и осознает свои возможности, то достанет уже где угодно.
За рулём Лена молчала и кусала губы, угрюмо поглядывая в зеркала, а я старалась лишний раз не шевелиться, чтобы не взбесить ненароком.
Она отработанным движением сунула охраннику на въезде в больницу купюру, и тот мимолётно кивнул, поднимая шлагбаум. Дежурный на входе тоже узнал Лену и приветливо поздоровался, даже не спрашивая, куда она и зачем, а снующие туда-сюда медсёстры улыбались, как родной – явный завсегдатай.
Мы поднялись на седьмой этаж – повсюду стеклянные стены и куча аппаратуры в палатах. У одной столпились перепуганные родственники, и встретившая нас медсестра шепнула, что у них новенький.
– И как он?
– Пока неизвестно. Надеюсь, не застрянет у нас. А ваша сегодня молодец, хорошо, что вы пришли, – она дала халаты и поманила за собой.
Мы остановились около дальней комнаты – номер «717», число крупно выведено прямо на стекле, но медсестра открыла дверь в палату напротив, впустила нас внутрь и убежала, тепло улыбнувшись на прощанье.
Здесь была дряхлая спящая старушка, занимавшая так мало места на кровати, что расправленное одеяло казалось неуместно огромным.
– Кто это? И это же не 717 номер? – я всё ещё не понимала.
– Да, – Лена чуть притронулась к старухиной руке и выпрямилась. – Я просто прихожу сюда… Иногда. Разговариваю с ней.
– Но достаточно часто, чтобы тебя знал весь персонал? Это твоя бабушка?
– Нет. На самом деле я понятия не имею, кто она. Просто одинокая старушка. Даже не знаю, зачем я это делаю, – она будто извинялась за такой нелепый поступок, – сомневаюсь, что она слышит меня и уж точно изумилась бы, если бы очнулась и обнаружила рядом не пойми кого.
– А кто там, напротив? В 717?
Лена подошла к стеклу и задумчиво уставилась на ту палату. За здоровенными белыми цифрами еле-еле различался силуэт лежащего человека.
– Там лежит девушка. Давно уже, где-то с полгода. Видела бы ты её мужа! Он всё ещё продолжает регулярно появляться здесь, хотя шансов почти нет. Такой упорный парень, ходит и ходит, а другой плюнул бы и пустился во вся тяжкие. Она не похожа на всеми брошенного призрака и вообще жива.
– Это может быть Федора?
– Не думаю, конечно, но стоит проверить, – Лена высунулась в коридор и непринуждённо шагнула вперёд. Столпившиеся в коридоре и вполголоса переговаривающиеся родственники разом замолчали и с недоверием покосились на нас, но мы быстро прошмыгнули внутрь.
Девушка была коротко выбрита, отчего длинные белые полосы на черепе сильно выделялись. Худая, неподвижная и с осунувшимся лицом, она мало напоминала Федору с тех фотографий, но это определённо была она.
Лена протянула руку и дотронулась до кончиков застывших пальцев прежде, чем я успела остановить её.
Всё вокруг померкло и словно постарело – плитка на полу вся в трещинах, исчезли трубки, стойка с аппаратурой и даже лампы с шипением погасли, оставив нас с приглушённым светом из затемнённых окон. И тишина – оглушительная, не оставляющая хоть каплю надежды, что за дверью остались люди.
Девушка на кровати, покрытая теперь дырявым шерстяным одеялом, казалась мирно спящей, но стены, превратившиеся в плотно стоящие стволы деревьев, запустили в комнату свои корни и обвивали её тело.
Лена отдёрнула руку, но ничего не изменилось. Тогда она подошла к окну и попыталась открыть, но ручку заело и только с третьего раза удалось распахнуть створку.
Больничный двор опустел, а небо затянули низкие тучи, почти достающие до крыши здания. Кое-где изломанный асфальт давно заждался обновления – повсюду пробивалась серого цвета трава.
