– Приходила миссис Феррари, дорогая, она в ужасном виде, спрашивала, когда ты вернешься. Ее муж без всякого предупреждения ушел от лорда Монтбарри – и никто не знает, где он и что.
Агнес удивленно глянула на нее.
– Ты отвечаешь за свои слова? – спросила она.
– Господь с тобой! Эта новость пришла из конторы курьеров на Голден-сквер, от самого секретаря – вот так-то!
Услышанное поразило и встревожило Агнес. Она сразу послала к миссис Феррари – сказать, что приехала.
Через час явилась плохо владевшая собой от тревоги жена курьера. Ее рассказ, как скоро она обрела связную речь, целиком подтвердил слова няни. Достаточно быстро получив письма из Парижа, Рима и Венеции, Эмили затем писала мужу дважды – он не отвечал. Тревожась за него, она пошла в контору на Голден-сквер: может, там что знают? Как раз в то утро секретарь получил письмо из Венеции от одного их курьера. В нем содержалась ошеломляющая новость касательно Феррари. Его жене разрешили снять копию с письма, и сейчас она передала ее Агнес.
Автор письма сообщал, что в Венецию он прибыл совсем недавно. Прежде он слышал, что Феррари живет с лордом и леди Монтбарри в одном из старинных венецианских палаццо, которое те сняли на срок. С Феррари они были друзья, и он отправился проведать его. Безрезультатно позвонив в дверь, он узкой венецианской улочкой прошел к боковому входу. У этой двери, словно уверенная, что он сюда неминуемо придет, стояла бледная женщина с выразительными темными глазами. Оказалось, что это не кто иной, как леди Монтбарри.
Она спросила по-итальянски, что ему нужно. Он ответил, что хочет видеть курьера Феррари, если это возможно. Та сообщила, что Феррари покинул палаццо, не выставив никаких претензий и даже не оставив адреса, на который ему можно переслать его месячное жалованье (оно тогда ему полагалось). Пораженный курьер спросил:
– Не оскорблял ли кто Феррари? Не было ли какой ссоры?
Дама отвечала:
– Ничего подобного, насколько я знаю. Я – леди Монтбарри, и я положительно утверждаю, что в этом доме с Феррари обращались чрезвычайно доброжелательно. Мы, как и вы, поражены его исчезновением. Если вы про него что-либо услышите, умоляю, дайте нам знать. Мы по крайней мере заплатим деньги, которые ему причитаются.
Спросив еще, в какой день и час Феррари ушел из палаццо, и получив ясные ответы, курьер распрощался и ушел.
Он сразу же повел необходимое расследование – впрочем, без всякого результата. Никто не видел Феррари, никто, похоже, не был облачен его доверием. Даже о таких важных персонах, как лорд и леди Монтбарри, никто не знал ничего – по крайней мере ничего такого, что представляло бы интерес.
Говорили, что до исчезновения Феррари от леди Монтбарри ушла ее горничная, уехав к своим родственникам, и что леди Монтбарри даже не пыталась подыскать себе новую служанку. Говорили, что его светлость хворает, что он стал совершенным затворником: никого не принимает, даже соотечественников. Отыскали глупую старуху, убиравшую в палаццо, – утром она приходила, а вечером уходила. Пропавшего курьера она не видела – не видела даже лорда Монтбарри, который из-за болезни не выходил из комнаты. Ее светлость, «любезная и славная госпожа», сама обихаживала своего благородного супруга. Насколько старуха могла судить, других слуг, кроме нее, в доме не было. Еду приносили из ресторана. Лорд, говорили, не любит посторонних. Его зять, барон, обычно запирался где-то в глубине палаццо, производя (по словам любезной госпожи) химические опыты. От этих опытов иногда стоял ужасный запах. Недавно к его светлости вызывали врача – итальянского врача, старожила Венеции. Расспросили и этого джентльмена (врача знающего и достойного). Оказалось, что он тоже не видел Феррари. Его вызывали в палаццо уже после исчезновения курьера, как о том свидетельствовала его памятная книга. У милорда, сказал доктор, бронхит. И хотя приступ был сильный, оснований для беспокойства пока нет. Если появятся тревожные признаки, он договорился с ее светлостью, чтобы она позвала еще одного врача. А вообще ничего, кроме хорошего, о миледи сказать нельзя. Она круглыми сутками у постели мужа.
Вот и все подробности, которые выведал курьер, друг Феррари. Полиция не забывала о пропавшем, и это была единственная надежда, которая еще оставалась у жены Феррари.
– Что вы думаете об этом, мисс? – нетерпеливо спросила бедная женщина. – Что вы мне посоветуете?
Агнес была в растерянности. Она едва слышала, что говорила Эмили. Упоминание Монтбарри в письме курьера, его болезнь, его затворничество разбередили старые раны. Она забыла думать о пропавшем Феррари; душой она была в Венеции, у постели больного.
– Даже не знаю, что тебе ответить, – сказала она. – Я никогда не сталкивалась с таким серьезным делом.
– А вам не поможет, мисс, если вы прочтете письма моего мужа? Их всего три – это недолго.
Из сочувствия к ней Агнес прочла эти письма.
Они не отличались особой сердечностью. Самыми теплыми в них были обязательные слова: «Дорогая Эмили» и «Целую, твой…». Отзыв о лорде Монтбарри в первом письме был не слишком благоприятным.
«Мы уезжаем из Парижа завтра. Мне лорд не очень нравится. Он гордый и холодный человек и, между нами, скуповатый. Мне пришлось поспорить с ним из-за такой чепухи, как несколько сантимов в гостиничном счете; и еще я пару раз слышал, как супруги резко говорили друг с другом, поскольку ее светлость не сдерживает себя в соблазнительных парижских лавочках: „Я не могу себе этого позволить; вам должно хватать вашего содержания“, – вот такие слова приходится ей выслушивать. Что до нее, то она мне нравится. Она держится легко и приятно, как все иностранцы, она говорит со мной так, словно я тоже человек».
Следующее письмо Феррари было из Рима.
«Из-за причуд милорда нам всем не сидится на одном месте. Словно его зуд разбирает. Я думаю, почти уверен, что у него неспокойно на душе. Его, скорее всего, мучат воспоминания. Я то и дело застаю его за чтением старых писем, когда ее светлости нет дома. Мы должны были задержаться в Генуе, но он погнал нас дальше. То же самое во Флоренции. Но здесь, в Риме, миледи потребовала остановиться. Здесь нас встретил ее брат по имени Ривар. Милорд и барон уже успели поссориться (мне горничная по секрету рассказывала). Барон просил денег взаймы. Милорд отказал таким резким тоном, что барон оскорбился. Миледи их помирила, заставила пожать друг другу руки. Неизвестно, надолго ли».
Третье, последнее, письмо было из Венеции.
«Милорд продолжает экономить. Вместо того чтобы остановиться в гостинице, мы сняли сырой, весь в плесени, расползшийся во все стороны старый дворец. В отелях миледи требует лучших апартаментов, а палаццо на два месяца обойдется дешевле. Милорд хотел снять на больший срок – он говорил, что венецианский покой хорошо действует на его нервы. Но какой-то иностранный архитектор подрядился переделать палаццо в гостиницу. Барон еще с нами, и ссоры из-за денег продолжаются. Барон мне не нравится, и в миледи я разочаровываюсь. Все было гораздо приятнее, пока к нам не присоединился барон. Милорд – аккуратный казначей. Для него это вопрос чести. Он ненавидит расставаться с деньгами, но расстается, потому что связан словом. Я регулярно получаю свое жалованье в конце каждого месяца, причем ни франка лишнего, а чего я только ни делал, что не входит в обязанности курьера! Представь, барон пытался занять денег у меня! Он заядлый игрок. Я не поверил, когда мне об этом сказала горничная миледи, но с тех пор я повидал достаточно и знаю, что это правда. И много еще я нагляделся такого, что не прибавило уважения к миледи и барону. Горничная говорит, что собирается уходить. Она англичанка, дама почтенная, строгая, не то, что я. Жизнь у нас скучная. В гости не ходим, у себя не принимаем. Милорд не видит ни единой живой души – ни консула даже, ни банкира. Выходит всегда один, и всегда под вечер. Когда дома, запирается у себя в комнате и всячески избегает жены и барона. Я считаю, добром тут не кончится. Если милорд что-нибудь заподозрит, последствия будут ужасные. Монтбарри лучше не искушать, он ни перед чем не остановится. Однако жалованье у меня хорошее, и заговаривать об уходе, как горничная, мне не пристало».
