Тысячу раз ее так и подмывало передать Мораласу, что она не справится, не выдержит. Тысячу раз она называла себя трусихой. Но когда зашло солнце и пляж начал пустеть, она поняла: смелой нельзя стать по желанию. Будь у нее выбор, она бы сбежала. Но пока ей грозит опасность, опасность грозит и Вере. После захода солнца она заперла «Черный коралл», как в конце любого обычного дня. Не успела она положить ключи в карман, как откуда ни возьмись к ней подошел Джонас:
У тебя еще есть время передумать.
И что прикажешь мне делать? Спрятаться? — Она осмотрела пляж, море и остров, ставший ей домом. И ее тюрьмой. Почему раньше, до приезда Джонаса, остров никогда не казался ей тюрьмой? — Ты же сам упрекал меня в том, что я прячусь от жизни.
Лиз...
Она покачала головой, не давая ему продолжить.
—Не могу больше говорить. Поскорее бы все закончилось!
Домой они ехали молча. Лиз мысленно повторяла инструкции, каждый пункт, каждое слово Мораласа. Ей нужно сделать все, что от нее требуется, произвести обмен, а кейс с деньгами отдать полицейскому, который встретит ее у причала. И ждать следующего шага. А пока она ждет, полицейские всегда будут в десяти шагах, не дальше. План казался вполне надежным. И все же у нее дрожали поджилки.
Перед ее домом какой-то человек выгуливал собаку. Наверняка тоже подчиненный Мораласа. У мужчины, который сидел на соседском крылечке и что-то выстругивал перочинным ножиком, джинсовую жилетку оттопыривал револьвер. Лиз старалась не смотреть ни на собачника, ни на мужчину на соседском крыльце.
Сейчас ты чего-нибудь выпьешь, поешь и подремлешь, — приказал Джонас, заводя ее в дом.
Только подремлю.
Значит, сначала подремлешь, а остальное — потом. — Заперев дверь, Джонас следом за ней пошел в спальню и задернул шторы. — Ты чего-нибудь хочешь?
Просьба почему-то далась ей с трудом.
—Ты не полежишь со мной?
Он подошел к ней. Она уже свернулась калачиком на боку, на своей половине. Он развернул ее к себе и крепко обнял.
Хочешь поспать?
Да, наверное. — Во сне она найдет выход — пусть только временный. Но глаз она не закрывала. — Джонас...
— Что?
—После сегодняшнего дня... после того, как мы все закончим, ты еще обнимешь меня так, как сейчас?
Он зарылся губами в ее волосы. Ему казалось, что больше любить ее невозможно. Он был почти уверен, что, если признается ей в своих чувствах, она оттолкнет его.
—Сколько угодно. А сейчас спи!
Лиз послушно закрыла глаза и сразу заснула.
Чемоданчик оказался маленьким, размером с представительский кейс. Казалось, он такой неприметный — и в то же время служит источником огромной опасности. Помимо чемоданчика, на прилавке лежал конверт. В нем Лиз нашла лист бумаги с напечатанными широтой и долготой. Кроме того, в конверте находились двадцать пять стодолларовых купюр.
—Они свое слово сдержали, — заметил Джонас.
Лиз молча сунула конверт в ящик стола.
—Пойду возьму снаряжение.
Джонас наблюдал за ней. Он вдруг понял, что ей действительно легче было бы все сделать самой. Если знаешь, что не на кого опереться, не к кому обратиться за помощью, иногда бывает проще. Он подтащил ее баллоны к крыльцу, напоминая себе: Лиз только предстоит узнать, что у нее есть нечто гораздо более ценное.
—А координаты?
Те же самые, что и в записной книжке Джерри. — Лиз удивилась, поняв, что совершенно не волнуется. Пропустив Джонаса вперед, она заперла дверь. Они не одни. Моралас разместил нескольких своих подчиненных в ближайшем отеле. С другой стороны, где-то поблизости рыщет Манчес. Они с Джонасом не разговаривали, пока не оказались на катере и не отошли от причала. — Может быть, все закончится. — Выставив курс, она посмотрела на Джонаса.
Да, может быть, все закончится.
Лиз довольно долго молчала. Весь вечер она обдумывала, что она ему скажет — и как.
Джонас, а ты что будешь делать? Огонек зажигалки вспыхнул и сразу погас.
То, что должен.
От страха во рту появился неприятный металлический привкус. Лиз боялась не за себя и не за Джонаса.
Если мы сегодня произведем обмен, отдадим второй кейс Мораласу... Им придется играть в открытую. Манчесу и их главарю.
Лиз, о чем ты?
Твоего брата убил Манчес.
Джонас посмотрел ей за спину. Море было черным. Небо было черным. Тишину нарушал только негромкий рокот двигателя.
Он был исполнителем.
Ты хочешь его убить?
Он медленно повернулся к ней. Вопрос она задала спокойно, но в ее глазах бушевала настоящая буря. Ее глаза красноречиво убеждали, спорили, умоляли.
—Ты тут ни при чем.
Лиз стало больно. Кивнув, она проследила за лучом света на воде.
Может, и ни при чем. Но если ты позволишь ненависти управлять собой, своими мыслями, ты никогда от нее не отделаешься. Манчес умрет, Джерри ты не воскресишь, а ты сам... — Она снова обернулась к нему. — Ты тоже больше никогда не будешь живым.
Я приехал издалека и потратил кучу времени не для того, чтобы дать Манчесу спокойно уйти. Он убивает за деньги и потому, что ему нравится убивать. Нравится! — с металлом в голосе повторил Джонас. — По глазам видно...
Лиз тоже это заметила. Но судьба Манчеса ее не волновала.
—Помнишь, ты говорил, что каждый имеет право на адвоката?
Он помнил. Он помнил все, во что когда-то верил. Он помнил, как выглядел Джерри на холодном столе в морге.
Сейчас это совершенно ни при чем.
Значит, как только дело коснется тебя лично, ты меняешь правила игры?
Джерри был моим братом.
И он умер. — Лиз вздохнула и подставила лицо прохладному ветру. — Извини, Джонас. Джерри убили, и, если ты доведешь до конца, что задумал, ты сам убьешь человека. — И разрушишь что-то в ней самой, хотя этого она ему не сказала, не могла. — Разве ты не доверяешь полиции?
Джонас швырнул сигарету в воду и оперся о перила.
—Я много лет работаю бок о бок с полицией. Поэтому и не доверяю ей.
Лиз хотелось достучаться до него, но она не знала, как это сделать. И все-таки... что бы он ни задумал, она рядом с ним.
—Тогда верь себе. И я поверю.
Он порывисто шагнул к ней, нежно приподнял ее лицо и попробовал понять — она все ему говорит до конца или о чем-то до сих пор умалчивает.
Правда поверишь?
Правда.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Он испытывал горячее желание приказать ей повернуть катер в открытое море и идти дальше. Но тогда ничего не получится — ни у нее, ни у него. Сейчас, на борту катера, они оба на перепутье.
