Джонас сел на скамью и взял сигареты.
—Эрика погибла, — ровным тоном произнес он.
Гнев, придававший ей силы, мигом улетучился.
Что?!
Ее убили. — Его голос снова стал мрачным, напряженным. — Несколько дней назад я с ней встречался, узнал от нее одно имя и заплатил ей.
Лиз прислонилась к фальшборту.
—То имя, которое ты назвал Мораласу?
Джонас закурил, убеждая себя, что напугал
Лиз ради ее же блага.
— Вот именно. Эрика расспрашивала о нем, задавала вопросы. Мне она сказала, что Пабло Манчес — опасный тип, наемный убийца. Джерри убил профессионал. Видимо, и Эрику тоже.
—Ее застрелили?
—Зарезали. — Джонас увидел, как рука Лиз непроизвольно дернулась к горлу. — Вот именно. — Он глубоко затянулся, швырнул окурок за борт и встал. — Поэтому, пока все не закончится, ты побудешь в Штатах.
Лиз молча отвернулась от него. Ей важно было убедиться, что она выдержит.
—Джонас, никуда я не поеду. Беда у нас с тобой общая.
Лиз...
Нет! — Когда она снова повернулась к нему, подбородок упрямо задрался вверх, а глаза стали ясными. — Один раз я уже убежала от беды, только ничего не вышло.
Сейчас совсем другое дело... Будь благоразумной!
Ты ведь остаешься.
У меня нет выбора.
Значит, и у меня тоже нет.
Лиз, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Она пытливо посмотрела на него, склонив голову набок. Да, ему можно поверить — и сознавать это приятно.
—А ты уедешь?
Не могу, ты же знаешь.
Значит, и я не могу. — Она обняла его и нежно потерлась щекой о его плечо. — Нам пора, — прошептала она. — Поехали домой.
Глава 10
Теперь, просыпаясь, Лиз надеялась: сейчас ей позвонит капитан Моралас и объявит, что все кончено. Каждый вечер, закрывая глаза, она убеждала себя в том, что преступников поймают через день-другой. Время шло, но ничего не менялось.
Каждое утро, просыпаясь, Лиз боялась: сейчас Джонас скажет, что ему надо уезжать. Каждый вечер, засыпая в его объятиях, она была уверена, что это в последний раз. Он оставался.
Больше десяти лет ее жизнь была подчинена одной цели. Она стремилась к успеху. Ей нужно было выжить самой и обеспечить будущее дочери. Она научилась радоваться тому, что сама распоряжается своей судьбой и умело справляется с делами. Больше десяти лет Лиз неуклонно двигалась вперед безо всяких отклонений от курса. Отклонение было равносильно неудаче и потере независимости. И вдруг меньше месяца назад в ее дом и в ее жизнь ворвался Джонас, и прежде прямая дорога потеряла четкие контуры, раздвоилась. Глупо делать вид, будто ничего не изменилось, и противиться переменам бесполезно. Самое страшное, ей больше не кажется, что она сама выбирает, по какой дороге идти дальше.
Понимая, что ей все равно надо держаться, Лиз упорно работала с утра до ночи, цепляясь за привычный распорядок. Вот единственная сторона жизни, в которой она была уверена и считала, будто может ею управлять. Хотя следование раз навсегда заведенному режиму вносило в ее дни видимость порядка, душевного спокойствия Лиз лишилась. Она с подозрением рассматривала каждого клиента. Приближался летний сезон, и ее дайвинг-центр процветал. И хотя работа уже перестала быть для нее смыслом жизни, она по-прежнему работала без выходных.
Джонас легко порвал ткань ее жизни. Он потянул за несколько нитей и разом все изменил. Лиз уже свыклась с мыслью, что все изменилось бесповоротно, но пока не знала, как ей жить дальше. Когда Джонас уедет — а он непременно уедет, — ей придется заново учиться подавлять желания и гнать прочь мечты.
Они непременно разыщут убийцу Джерри Шарпа. Они найдут человека с ножом. Нужно верить, иначе невозможно жить. Но когда опасность минует, когда они узнают ответы на все вопросы, все станет другим. Джонас стал неотъемлемой частью ее самой. Он уедет, и образуется дыра, пустота. Придется приложить все силы, чтобы эту дыру залатать.
Ткань ее жизни и прежде безжалостно мяли и рвали. Лиз утешала себя тем, что ей удалось все починить. Правда, ткань стала совсем другой, не такой, как прежде, но дыру она залатала. И теперь залатает. Иначе нельзя.
Иногда она металась в кровати до рассвета, не в силах заснуть. В голову лезли страшные мысли: наверное, латать дыру придется прежде, чем она достаточно окрепнет.
Джонас слышал, как она беспокойно ворочается рядом. Постепенно до него дошло, что Лиз практически перестала нормально спать. Ему хотелось, чтобы она прижалась к нему, доверилась ему, но он понимал, что этого не будет. Она слишком независима — и вовсе не уверена в себе. Признаться в том, что она не может без него обойтись, ей трудно, почти невозможно. Она не привыкла ни с кем делиться тяготами жизни. Впервые в жизни ему захотелось успокоить, утешить ее. Всю свою сознательную жизнь Джонас тщательно подбирал себе удобных спутниц, у которых не было проблем, которым не нужны были ни советы, ни утешения, ни поддержка. Утешение и поддержка означают эмоциональную привязанность, к которой он считал себя не способным. Не из эгоизма, а из осторожности. Всю юность, все молодые годы Джонас только и делал, что латал за братом дыры и склеивал осколки. Поэтому он бессознательно противился положению, в котором придется оказывать такие же услуги кому-то другому.
А теперь его все сильнее влечет к женщине, которая излучает чистое чувство и тут же сама его залавливает. Он все больше влюбляется в женщину, которая упорно отказываться признать, что он ей нужен. Лиз сильная, умная и волевая, она привыкла сама о себе заботиться. Но ее глаза полны грусти. И в то же время они такие манящие! Он готов пойти на что угодно, лишь бы избавить ее от боли.
Лиз круто переменила его жизнь. Перевернула простой и давно налаженный миропорядок. Ему хочется утешать, защищать, быть причастным. И тут уже ничего не поделаешь. Лаская ее, Джонас все больше убеждался в том, что от его воли сейчас ничего не зависит.
В постели было жарко; в комнате пахло цветами, которые буйно разрослись за открытым окном. Их аромат смешивался с ароматом сухих лепестков в вазе на туалетном столике. Время от времени кроны пальм шевелил легкий ветерок, но тихий шелест ему не мешал. Его волновало беспокойство лежащей рядом женщины. Волосы Лиз разметались по подушке, щекотали ему плечо. От нее пахло морем и ветром. В комнату проникал лунный свет; он заползал в углы и отчетливо высвечивал ее стройный силуэт. Когда она в очередной раз заворочалась, он притянул ее к себе. Мышцы у нее напряглись — она словно приготовилась отвергнуть дар утешения еще до того, как ей его предложили. Она тревожно вздохнула. Джонас принялся осторожно и медленно массировать ей плечи. Сильные плечи с нежной кожей — он почувствовал, что тает. Лиз что-то прошептала во сне, прижимаясь к нему. Принимает она его или о чем-то просит? Сейчас это уже не важно.
