– Ты хочешь поговорить о вчерашнем. Я уже сдал рапорт. Похоже, все отнесут на счет износа.
– Это официальная версия, Джек. А твое мнение?
– Кто-то испортил топливопровод. Очень аккуратно. Очень профессионально. Похоже на износ. Черт, если бы это был чужой самолет, я сказал бы то же самое. Трубопровод износился, дал течь. Большая часть топлива вытекла над Сьерра-Мадре.
Пол даже думать не хотел о том, что зазубренные горные пики могли сделать с падающим самолетом.
– Но это не чужой самолет.
– Вот именно. Мы с механиком держим нашу птичку в первоклассном состоянии. Не мог трубопровод износиться, не мог дать течь. Кто-то пошуровал с ним, кто-то, кто знал, что делать и как. – Со смесью удовольствия и сожаления Джек проглотил остаток пирога. – Нутром чую.
– Я охотно верю твоему нутру, Джек. – Пол задумался. – Вспомни точно, что ты делал вчера после того, как приземлился в Сосалито.
– Это легко. Поболтался по аэровокзалу, потрепался с парнями, пообедал с парой других пилотов. Джулия сказала, что вернется к трем, так что я занялся бумажной волокитой, утвердил полетный план. Она вернулась точно в три.
– Да, – согласился Пол. – Она обычно не опаздывает. Поспрашиваешь, не заметил ли кто-нибудь посторонних около самолета?
– Уже спрашивал. Люди не много замечают, когда специально не следят. – Джек нахмурился, поцарапал вилкой по тарелке. – Знаешь, что самое противное? Тот, кто это сделал, знает самолеты. Он мог подстроить так, чтобы мы упали гораздо быстрее, скажем, над заливом. И никаких следов. Но он сделал так, чтобы топливо вытекало медленно. Улавливаешь?
– Продолжай.
– Если бы он хотел убить нас, у него было множество способов, и все опять же выглядело бы как несчастный случай, поэтому я думаю, что он не хотел нас убивать. Конечно, все висело на волоске, и мы могли погибнуть, так что, может, ему было наплевать, как обернется. Если бы топливо кончилось на десять-пятнадцать минут раньше, у нас практически не было бы ни шанса, а он оставил ровно столько, чтобы такой классный пилот, как я, посадил самолет.
– Это сложно рассчитать?
– Не знаю. Но если это был расчет, то абсолютно точный. – Круглое симпатичное лицо Джека скривилось в гримасе. – Я столько наобещал богу за последние пять минут полета, что не расплачусь и в следующей жизни. А если я испугался до смерти, то о Джулии и говорить нечего. – Джек покосился на пирог Пола и условным жестом заказал еще кофе.
Пол подтолкнул ему свою тарелку.
– Угощайся.
– Спасибо. Я сразу вижу, если пассажир боится. Джулия точно не любит летать. Когда я сказал ей, что у нас проблема, она стала белая, как мел. Я уж испугался, что она в обморок хлопнется, но она держалась молодцом. Не визжала, не плакала, просто разговаривала со мной. И делала все, что я ей велел. Ты должен восхищаться ею.
– Я восхищаюсь.
– Кто-то хотел напугать ее, и напугать очень сильно. Я не могу доказать, но я знаю.
– Я докажу, – заверил Пол. – Не сомневайся.
Лайл стоял в гостиной Дельрико и переминался с ноги на ногу. Ему совсем не хотелось садиться, потому что громила в пижонском костюме следил за каждым его движением. Ну и костюмчик. Лайл готов был поставить свой следующий чек на то, что это чистый шелк. Если мелкая сошка носит такие шмотки, то какие же доходы у босса?
Стараясь казаться беззаботным, Лайл вытащил сигарету. Когда он достал позолоченную зажигалку, стороживший его пес заговорил:
– Мистер Дельрико не разрешает курить в этой комнате.
– Да? – Лайл щелчком закрыл зажигалку. – Без проблем. Могу жить с ними, могу без них.
Он тихо насвистывал, когда телефон на столике зазвонил. Громила поднял трубку, что-то хрюкнул в нее и кивнул Лайлу:
– Наверх.
Лайл покорно выполнил приказ. Его самомнение уже было задето, когда при входе его обыскали с головы до ног. Жаль, у него нет пистолета. Ничего. На те деньги, что он получит за эту информацию, можно будет купить целый арсенал.
Охранник наверху тихо постучал в дверь и, услышав приглашение, пропустил Лайла в комнату.
– Добрый вечер, – кротко сказал Дельрико, указывая на стул. – Мне казалось, что мы договорились контактировать, когда и если захочу я.
От тихого дружелюбного голоса Лайла прошиб пот.
– Да, сэр, договорились, но…
– Очевидно, что-то заставило тебя пойти против моих желаний.
Лайл почувствовал в горле комок размером с теннисный мячик, но ловко сглотнул его.
– Да, сэр. Я раздобыл очень важную информацию.
– И не мог найти исправный телефон?
– Я… то есть я подумал, что вы захотите услышать это с глазу на глаз.
– Понимаю. – Дельрико затянул паузу и заговорил только тогда, когда Лайл дважды облизнул губы:
– Должен напомнить, что тебе платят за наблюдения и передачу информации, а не за мыслительный процесс. Однако послушаем.
– Джулия Саммерс вчера чуть не погибла в авиакатастрофе, – выпалил Лайл, но Дельрико лишь приподнял брови.
– Я это уже знаю. Ты зря тратишь мое время.
– Они думают, что самолет испортили. Я слышал ее разговор с Уинтропом. Они отослали мальчишку и разговаривали в доме, а я слушал снаружи. Они думают, что кто-то хотел ее убить. Там была записка и…
Дельрико поднял руку, останавливая поток слов.
– Какая записка?
– Саммерс нашла ее в самолете, и, судя по ее словам, это не первая. Уинтроп пытался отговорить ее от дальнейшей работы, но она не соглашалась.
– Что было в записке?
– Я не знаю. – Лайл немного побледнел и откашлялся. – Я не видел. Я только слышал разговор.
– Все это очень интересно, но вряд ли стоит моего времени в такое прекрасное утро.
– Это еще не все. – Всю ночь Лайл обдумывал, как разыграть эту карту. – Потрясающая новость. Важнее всего, за что вы мне платите.
– Я еще не слышал от тебя ничего интересного.
– Гарантирую, вам будет интересно. Я думаю, это стоит премии. Большой премии. Может, даже постоянной работы. Я не собираюсь весь остаток жизни водить чужую машину и жить над гаражом.
– Неужели? Ну, расскажи, потом посмотрим, сколько это может стоить.
Лайл снова облизнул губы. Он понимал, что рискует, но выхода не было.
– Мистер Дельрико, я знаю, вы человек слова. Если вы обещаете заплатить мне столько, сколько стоит эта информация, я вам верю.
Дельрико устало вздохнул, но теперь уже Лайл выдержал театральную паузу.
– Ева Бенедикт – мать Джулии Саммерс. Глаза Дельрико превратились в темные щелки, лицо и шея мгновенно вспыхнули гневным румянцем.