Кинобогиня невинности была пьяна в стельку и настроена на драку.
– Может, вам лучше присесть?
– Не трогай меня. – Глория отбросила руку Джулии и вонзилась ногтями в ее плечи. Джулия поморщилась не столько от боли, сколько от сбивающего с ног дыхания. Глория явно накачалась виски, а не шампанским.
– Это вы меня трогаете, мисс Дюбари.
– Так ты знаешь, кто я! А ты знаешь, что я… Я символ. – Хотя Глория еле держалась на ногах, ее хватка была железной. – Тронь меня, и будешь сражаться с материнством, яблочным пирогом и американским флагом.
Джулия еще раз попыталась освободиться, не смогла и процедила сквозь зубы:
– Если вы немедленно не отцепитесь, я вас ударю.
– Слушай меня, ведьма. – Глория оттолкнула Джулию с такой силой, что та чуть не упала на скамью. – Ты забудешь все, что сказала Ева. Это все ложь, жестокая злобная ложь.
– Я не понимаю, о чем вы говорите?
– Деньги? Все дело в деньгах? Хочешь больше? Сколько? Сколько ты хочешь?
– Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Если хотите поговорить со мной, мы сделаем это, когда вы протрезвеете.
– Я не пьяная. – Глория ткнула Джулию в грудь ребром ладони. – Запомни, я никогда не напиваюсь. Ни одна из нанятых Евой грязных доносчиц не смеет обзывать меня пьяницей!
Терпение Джулии лопнуло, и она сгребла в горсть белый шифон, пенящийся вокруг шеи Глории.
– Только дотроньтесь до меня еще раз и…
– Глория, дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? – раздался тихий голос Пола.
– Нет. – Слезы хлынули, словно Глория открыла водопроводный кран. – Я не знаю, что со мной. Мне так плохо. – Она уткнулась носом в грудь Пола. – Где Маркус? Маркус обо мне позаботится.
– Давай я отведу тебя в дом, ты приляжешь, а я найду Маркуса.
– Голова раскалывается, – рыдала Глория, вцепившись в Пола.
Он оглянулся через плечо.
– Сядь.
Джулия скрестила на груди руки и села. Пол вернулся через десять минут и, тяжело вздохнув, плюхнулся на скамью рядом с ней.
– Глазам своим не верю. Никогда не видел Глорию пьяной. Не хочешь поведать, из-за чего вы сцепились?
– Понятия не имею. Но припру Еву к стенке при первой же возможности и выясню.
– А что бы ты сделала, если бы Глория дотронулась до тебя еще раз?
– Разбила бы кулаком ее остренький подбородок. Рассмеявшись, Пол прижал ее к себе.
– Боже, что за женщина. Как жаль, что я не пришел на десять секунд позже.
– Я не нахожу удовольствия в ссорах.
– Верю. Но о Еве этого не скажешь. Хочешь узнать, что ты упустила, пока гуляла по саду?
Если таким образом он пытался успокоить ее, Джулия решила ему не мешать.
– Выкладывай.
– Кинкейд ковылял за Евой, жирный и угрожающий, но так и не смог поговорить с ней наедине. Анна дель Рио. Модельер, помнишь? Нашептывала всем гадости о Еве, как я понимаю, чтобы упредить все, что Ева расскажет о ней. – Пол вытащил сигару, щелкнул зажигалкой, и Джулия увидела его – в противоположность беспечному тону – напряженное лицо. – Дрейк дергался, словно ему в трусы накидали горячих углей.
– На прошлой неделе я видела Дельрико и того, второго, в приемной Дрейка.
– Правда? – Пол медленно выдохнул дым. – Ну-ну. Старая песня… Торрент выглядел очень жалким… особенно после того, как они с Евой немного поболтали тет-а-тет. Прист пыжится изо всех сил и смеется во весь голос. Когда они с Евой танцевали, он потел.
– Пожалуй, я должна вернуться и посмотреть своими глазами.
Она хотела встать, но Пол удержал ее.
– Джулия, нам необходимо кое-что обговорить. Я приду завтра.
– Не завтра. – Господи, она лишь оттягивает неизбежное. – У нас с Брэндоном планы.
– Тогда в понедельник, пока он будет в школе. Даже лучше.
– В одиннадцать тридцать я встречаюсь с Анной.
– Я приду в девять.
Глава 16
К трем часам утра почти все гости разъехались. Лишь самые стойкие допивали остатки шампанского и доедали белугу. Может, не стойкие, а разумные. Лучше встретить наступающий день с кружащейся головой, затуманенными глазами и полным желудком, чем полночи бороться с бессонницей без всякой компенсации.
Набросив на колышущуюся тушу парчовую домашнюю куртку, Энтони Кинкейд сидел в постели и, несмотря на слабое сердце, курил сигару, что, как предупреждали врачи, верно приближало его конец. Юноша, выбранный им на эту ночь, посапывал на шелковых простынях, вжавшись лицом в подушки, обессиленный приличной дозой наркотиков и жестким сексом. На его гладкой хрупкой спине вздувался ряд розовых рубцов.
Кинкейд не испытывал угрызений совести – он хорошо заплатил, – но сожалел, что пришлось смириться с заменой. Все то время, что он хлестал парня, все то время, что вонзался в него, он представлял себе, что карает Еву.
Сука. Шлюха. Тяжело дыша, Кинкейд потянулся к бокалу с портвейном. Неужели она думает, что может безнаказанно угрожать ему разоблачением? Неужели думает, что все эти насмешки и поддразнивания сойдут ей с рук?
Ева не посмеет публично выступить с тем, что знает. А если посмеет… Его рука задрожала, и он чуть не пролил вино. Глаза, почти исчезнувшие в складках дряблой кожи, злобно засверкали. Если посмеет Ева, то сколько других найдут в себе силы войти в приоткрытую ею дверь? Он не может допустить это. Не может!
Лавина разоблачений приведет к аресту, суду…
Он этого не допустит.
Кинкейд пил, курил, замышлял мщение. Рядом тихо бормотал во сне продажный мальчишка.
Дельрико нежился в джакузи. Горячая, ароматизированная вода билась о его загорелое тренированное тело. Вернувшись домой, он занимался любовью с женой. Сейчас его обожаемая Тереза спала сном праведницы Господи, он действительно обожал жену и ненавидел себя за то, что, лаская ее, грезил о Еве. Даже то, что Ева делала, даже то, что она угрожала сделать, не могло убить в нем вожделение. И это было его наказанием.
Пытаясь расслабиться, Дельрико смотрел, как ароматные клубы пара поднимаются к застекленной крыше, словно окутывая звезды. Вот так же Ева окутывает его чувства, затмевает разум. Он сделал бы ее счастливой, подарил бы ей все, что только может желать женщина. Если бы она поняла это! Но нет, она отвергла его, жестоко и окончательно. И все из-за бизнеса.
Дельрико разжал кулаки и ждал, пока ярость покинет сердце. Мужчина, думающий сердцем, совершает ошибки. Он убедился в этом на собственном опыте. Только по его вине Ева обнаружила незаконные стороны «Дельрико энтерпрайсиз». Безрассудная страсть лишила его осторожности. Правда, он верил… или заставил себя поверить в то, что с ней можно откровенничать.
