А Дрейк Моррисон, ее племянник? Было бы интересно поговорить с ним о Еве.
Только услышав голоса, Джулия поняла, как далеко ушла от гостевого дома. Она мгновенно узнала голос Евы и различила в нем новые нотки, более мягкие и нежные. Так женщина разговаривает с возлюбленным.
Второй голос был характерен, как отпечатки пальцев. Низкий, хрипловатый… словно наждаком прошлись по голосовым связкам. Виктор Флэнниган – легендарный кинолюбовник сороковых и пятидесятых, романтический герой шестидесятых и начала семидесятых. Даже теперь, когда его волосы поседели, а лицо избороздили морщины, он оставался экранным символом элегантности и чувственности.
У него и Евы было три общих фильма, три сверкающих киноромана, породивших волну слухов о не менее пылком романе за кадром. Однако Флэнниган был женат на благочестивой католичке, и, хотя отголоски сплетен время от времени витали в обществе, ни Виктор, ни Ева не давали повода разгореться им с новой силой.
Раздался смех, и Джулия поняла, что слышит любовников. Даже профессиональное любопытство не позволило бы ей воспользоваться моментом. Она хотела развернуться и броситься к гостевому дому, но осознала, что не успеет, и отступила в тень деревьев.
Через секунду они уже были там, где только что стояла она. Голова Евы покоилась на широком плече Виктора. Никогда еще Джулия не видела Еву более прекрасной и более счастливой.
– Ты когда-либо мог обвинить меня в том, что я не осознаю последствий своих поступков? – спросила Ева.
– Нет. – Виктор остановился, взял лицо Евы в свои ладони. Он был всего на несколько дюймов выше ее, но сложен как борец, мускулистый и мощный.
– Вик, дорогой мой Вик! – Ева смотрела на его лицо, лицо, которое любила и помнила во всем блеске молодости. Слезы подступили к ее глазам. – Не тревожься. У меня есть веские причины. Когда эта книга будет закончена… – Ева сжала его руку, словно черпая в нем силы, – …мы с тобой будем лежать на ковре у камина и читать ее друг другу.
– Зачем бередить прошлое, Ева?
– Потому что пришло время. Не все было плохо. – Она рассмеялась и прижалась щекой к его щеке. – Мое решение заставило меня думать, вспоминать, переоценивать. Я поняла, какое счастье – просто жить.
Он поднес ее пальцы к своим губам.
– Ты – самое лучшее в моей жизни. Как бы я хотел…
– Нет. – Ева затрясла головой, и Джулия услышала печаль в ее голосе. – Не надо. У нас было то, что было, и я бы ничего не стала менять.
– Даже наши пьяные ссоры?
– Ничего. Ты был самым сексуальным пьяницей из всех, кого я видела.
– Помнишь, как я украл машину Джина Келли?
– Спенсера Трейси, упокой господь его душу.
– Мы удрали с тобой в Вегас и позвонили ему оттуда.
– Никогда не забуду, как он обзывал нас. – Ева прижалась к Виктору, вдыхая ароматы табака, мяты и соснового лосьона, которым он пользовался, сколько она его помнила. – Какие это были чудесные времена, Виктор!
– Да, чудесные. – Он чуть отстранился, любуясь ее лицом. – Ева, я не хочу, чтобы ты пострадала. Твоя книга сделает множество людей – множество опасных людей – несчастными.
Она улыбнулась.
– Ты единственный в глаза называл меня бессердечной стервой, и тебе это сходило с рук. Ты забыл?
– Нет. Но ты – моя бессердечная стерва, Ева.
– Доверься мне.
– Тебе – да, но твоя писательница – совсем другое дело.
– Она тебе понравится. – Ева прислонилась к нему, закрыла глаза. – У нее есть стиль. Она честна. Я сделала правильный выбор, Вик. Она достаточно сильна, чтобы закончить начатое, и гордость не позволит ей выполнить работу плохо. Думаю, я с удовольствием посмотрю на свою жизнь ее глазами.
Виктор обнял Еву и почувствовал, как разгорается в нем огонь. Рядом с нею его плотские желания не угасали, не слабели.
– Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы пытаться заставить передумать. Видит бог, я сделал все, что мог, когда ты выходила замуж за Рори Уинтропа.
Ее тихий смех искушал, как и легкие прикосновения ее пальцев.
– А ты до сих пор ревнуешь, ведь я пыталась убедить себя, что смогу любить его так же, как люблю тебя.
Боль, пронзившая его, лишь отчасти была вызвана ревностью.
– Я не имел права удерживать тебя, Ева. Ни тогда, ни сейчас.
– Ты никогда не удерживал меня. Вот почему ты – моя единственная любовь.
Его губы обрушились на нее, как тысячи раз прежде: властно, страстно… и отчаянно.
– Господи, Ева, я люблю тебя. – Он рассмеялся, почувствовав эрекцию. – Еще десять лет назад я взял бы тебя здесь и сейчас, но теперь мне необходима кровать.
– Моя недалеко.
Обнявшись, они поспешили прочь, а Джулия еще долго стояла в оцепенении. Она испытывала не смущение, нет, а волнение, рожденное случайно раскрытой тайной любви, бессмертной, всеобъемлющей любви. Слезы текли по ее щекам, как бывало, когда она слушала прекрасную музыку или наблюдала изумительный закат.
Ее восхищение было окрашено завистью. С ней никто не бродил по залитому лунным светом саду. Никто не делал ей таких признаний. Никто. Ее ждет пустая постель и бессонная ночь.
Глава 5
Угловая кабинка в ресторанчике «У Денни» была далеко не тем местом, где Дрейк предпочитал завтракать, но здесь он был уверен, что не столкнется ни с кем из знакомых. Ни с кем из важных знакомых.
Дельрико опаздывал.
Дрейк высыпал в кофе три пакетика сахара и в третий раз за последние пять минут взглянул на свой «Ролекс». Он провел рукой по волосам, убеждаясь, что каждая прядь на нужном месте, поправил узел галстука, нервно одернул пиджак, затеребил золотые запонки.
Для встречи с Дельрико необходимы хладнокровие и уверенность… но он ощущал себя тем маленьким дрожащим мальчиком, которого мать волокла к дровяному сараю.
Однако, как ни ужасны были те порки, им не сравниться с тем, что произойдет, если он провалит эту встречу. Тогда, по крайней мере, он оставался в живых.
Взгляды Дельрико сформировались под влиянием его бизнеса. Он мог бы отрезать жизненно важные органы непокорного с тем же сознанием необходимости, с каким любой другой стрижет ногти.
Дельрико появился, когда Дрейк в четвертый раз смотрел на часы.
– Ты пьешь слишком много кофе. Это вредно для здоровья, – с улыбкой заметил Дельрико.
Майклу Дельрико было около шестидесяти, и к содержанию холестерина в крови он относился так же серьезно, как к бизнесу, унаследованному от отца. В результате он был и богат, и здоров. Худое смуглое лицо с темно-карими глазами, изнеженное еженедельными массажами, контрастировало с седыми волосами и пышными усами. Ухоженные руки с длинными, как у скрипача, пальцами. Единственное украшение – золотое обручальное кольцо.
