– Господь привел меня к тебе! – Улыбка, казалось, сейчас разорвет его лицо пополам. – Я понял волю его. Ты была с Такером. Я видел тебя с ним, и ты будешь принесена в жертву. Как Эдда Лу. Все будет, как было с Эддой Лу.
Он уже подходил к крыльцу, выставив перед собой нож, когда Кэролайн опомнилась, вскочила и метнулась на кухню, захлопнув за собой дверь. Однако Остин всей тяжестью тут же налег на дверь, и Кэролайн поняла, что ее хлипкий замок не выдержит.
Думать она не могла – ноги сами понесли ее в гостиную, а рука машинально схватила с полки дедушкин «кольт». «Необходимо добраться до машины», – мелькнуло в голове. Уже пробегая по коридору, она услышала, как крякнула и поддалась старая дверь и на пол полетела щепа. Но когда Кэролайн выскочила на переднее крыльцо, она увидела, что все четыре шины разрезаны.
Остин распахнул парадную дверь.
– От воли господней не убежать! Ты орудие искупления. «Око за око» – так сказал господь.
Но Кэролайн уже мчалась в сторону пруда, хотя там, за деревьями, таился полумрак и ужас. Однако больше бежать было некуда. Кричать она не могла: вместо крика из ее груди вырывался какой-то свист.
Оглянувшись через плечо, Кэролайн обнаружила, что между ними уже меньше двух метров. Слезы застилали ей глаза, когда она выстрелила. Но «кольт» дал осечку. Остин улыбнулся, и Кэролайн увидела безумие в его глазах. А еще там была ужасающая, торжествующая радость.
Он уже поднял нож, блеснула серебристая, убийственная сталь. Но в этот момент, словно маленький золотистый снаряд, к Остину подлетел Никудышник и вцепился своими щенячьими зубами ему в щиколотку. Остин взвыл не столько от боли, сколько в ярости, и с силой отшвырнул ногой щенка так, что тот вялым, бескостным комочком упал на траву.
«О господи, милый господи!» – взмолилась Кэролайн и, взяв «кольт» в обе руки, выстрелила опять.
На этот раз отдача от выстрела заставила ее сильно податься назад. Она упала и в ошеломлении смотрела, как на испачканной белой рубашке Остина расплывается кровавое пятно, похожее на страшный красный цветок.
На лице Остина застыл безумный оскал. Словно не чувствуя боли, он шагнул к ней и высоко занес нож.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – скулила Кэролайн, целясь прямо в это улыбающееся лицо.
«Кольт» снова дернулся в ее руке. В безмолвном ужасе она увидела, что его лицо словно исчезло, а большое, мускулистое тело прошила судорога. Ее скованному паникой воображению казалось, что он все еще вдет к ней, все еще неумолимо надвигается, и она, хрипя, отползла назад.
Но вот к ее ногам упал нож. А следом за ножом рухнул и Остин.
Такер подбежал к площадке перед домом, усыпанной гравием, и остановился как вкопанный. Он стоял и смотрел, как через лужайку, шатаясь, идет Кэролайн, неся на руках щенка. За ней он увидел лежащего ничком Остина и кровь на траве.
– Он ударил мою собаку, – вот и все, что она сказала, пройдя мимо него в дом.
– Господи Иисусе, Берк!
– Я обо всем позабочусь. – Берк отставил ружье и взялся за «уоки-токи». – А ты иди за ней и смотри, чтобы она не выходила, пока я здесь не управлюсь.
Такер нашел Кэролайн в гостиной. Она сидела в качалке с бесчувственной собачонкой на коленях.
– Дорогая моя… – Он присел рядом с ней на корточки и взял ее лицо в ладони. – Что он с тобой сделал?
– Он собирался убить меня. – Она продолжала раскачиваться, боясь, что если остановится, то сойдет с ума. – Он хотел меня зарезать ножом. Он бы мог меня застрелить, но решил зарезать, потому что так поступили с Эддой Лу. Он сам это сказал. – Собака начала шевелиться, заскулила, и Кэролайн прижала ее к груди, как младенца. – Но теперь все в порядке. Все в порядке…
– Кэролайн, Кэролайн, погляди на меня, детка. – Такер подождал, пока она не повернется к нему. Радужная оболочка казалась зеленой аурой, в которой плавали зрачки. – Сейчас я отведу тебя наверх. Пойдем со мной. Нет, я лучше отнесу тебя и вызову врача.
– Не надо. – Она глубоко и протяжно вздохнула, когда Никудышник лизнул ее в подбородок. – Я не собираюсь биться в истерике. Я не собираюсь рухнуть замертво, как однажды в Торонто. Я тогда словно разбилась на тысячу кусков… Но больше это не повторится. – Она прижалась щекой к пушистой шерсти щенка. – Я пекла кукурузный хлеб. Я никогда его раньше не пекла. Хэппи дала свой рецепт, и я собиралась отвезти хлеб к Сьюзи… Мне было так приятно чувствовать себя здесь не чужой! – Никудышник слизнул слезу, покатившуюся у нее по щеке. – Понимаешь, я сначала радовалась, что буду здесь жить совершенно одна, но я даже не подозревала, как сильна у меня потребность быть частью целого.
– Теперь все будет хорошо, – пробормотал он беспомощно. – Я тебе обещаю, что все наладится.
– Я пекла кукурузный хлеб в бабушкиной духовке. И потом застрелила Остина Хэттингера из дедушкиного револьвера. Разве это не странно?
Глаза Такера мерцали сдерживаемой яростью. Он все-таки подхватил ее на руки вместе со щенком, перенес на кушетку и сам сел рядом.
– Я останусь здесь на ночь, – заявил он. – Буду спать вот на этой кушетке.
– Но, Такер, я вовсе не собираюсь разваливаться на куски.
– Я знаю, любимая.
– Таймер все еще жужжит. – Кэролайн закусила губу, стараясь говорить спокойно. – Я, наверное, совсем сожгла свой кукурузный хлеб…
Она уткнулась лицом ему в плечо и заплакала.
Глава 19
Кэролайн сошла вниз, чувствуя себя совершенно опустошенной. Она не имела представления о времени, хотя солнце светило ярко и в доме было тихо, как в могиле. Решив, что надо поскорее выпить кофе, Кэролайн, босая, в одной ночной рубашке, отправилась на кухню, но внезапно остановилась как вкопанная.
Она убила человека!
Осознав этот факт, Кэролайн прижала кулаки к сердцу, словно бегун, потерявший завод, но которого заставляют пробежать всю дистанцию до конца. И, как у спринтера, ноги у нее подкосились, и она опустилась на ближайший стул, обхватив голову руками.
О, Кэролайн прекрасно понимала, что действовала в целях самозащиты. Даже без тактичных наводящих вопросов Берка и без его твердой, спокойной поддержки она это знала. Какой-то винтик в голове Остина Хэттингера повернулся не в ту сторону, и он напал на нее.
Но ведь обстоятельства не могли изменить результата. Она отняла у человека жизнь. Она, которая прежде не была способна ни на какое насилие, всадила две сорокапятимиллиметровые пули в человека, с которым даже не была знакома.
Внезапно она услышала, что кто-то скребется в заднюю дверь, и сердце у нее покатилось вниз. Лишь узнав скулеж Никудышника, она облегченно вздохнула и отворила дверь.
Благодарный пес вбежал и стал высоко прыгать около нее, отчаянно виляя хвостом от восторга.
