Лекарь смотрел с таким отчаянием, что соврать не хватило никаких сил. Внутри всё сжалось от сострадания к нему.
— Я не ваша дочь, — начала с тяжёлым сердцем и, неожиданно для самой себя, рассказала ему всё от самого начала и до конца.
И то, как попала в этот мир, и то, как обнаружила убитую девушку, и как, боясь за свою жизнь, притворилась ею, и как скрыла и от него правду.
Он слушал молча, лишь по щекам катились слёзы и руки заметно дрожали. Казалось, он постарел, прямо на моих глазах, за эти мгновения на добрый десяток лет.
— Я просто пыталась выжить… — произнесла совсем тихо в конце.
Не зная, что ещё сказать, как помощь убитому горем отцу, просто сидела рядом.
Прошло какое-то время, когда, он, наконец, словно очнулся. Провёл по лицу ладонью, утирая мокрые щёки.
— Как она умерла, вы не видели? — спросил с тоской в голосе, больше для себя, чем сомневаясь в моём повествовании.
— Нет, — подтвердила ещё раз свои слова.
Про сон, в котором мне показана была смерть девушки, не стала рассказывать, хватит со старика и того, что услышал.
— Что вы теперь будете делать? — спросила его и застыла в ожидании ответа. Если лекарь решит сдать, мне придётся туго.
Целитель удивлённо посмотрел на меня, кажется, не понимая, о чем я говорю.
— Вы выдадите меня? — спросила осторожно. — Ну, то… что я не ваша дочь…
И опять замерла, даже дыхание затаила. От его решения зависит моя жизнь.
— Кто-нибудь ещё знает, о твоей магии? — задал он неожиданный вопрос.
— Нет, — начала я, не понимая, куда лекарь клонит. — Если только те воины, которым я помогала.
— Я закрыл тебя пологом, — произнес он.
— Как? — вырвалось у меня само по себе. В волнении даже поддалась вперёд. Это что очередная магия?
И в подтверждение моих догадок, старик продолжил:
— Я ещё тогда почувствовал магию, когда ты мне помогла с лечением принца Аслека, но сомневался до этого дня. А сегодня, как только понял, что ты целитель, отвёл людям глаза.
— Зачем? — всё это не укладывалось пока в моей голове.
— У моей дочери не было магии. Если бы это узнал кто-то ещё…
И он, многозначительно промолчав, через время добавил:
— Я хотел первым понять, что происходит.
— Спасибо! — поблагодарила его за это. Ведь если бы не он, сейчас бы меня забросали вопросами или человек в чёрном уже б пытал. Хорошо, что у него есть такие способности.
— Не за что, — печально проговорил лекарь, пребывая где-то далеко в своих мыслях. — Если узнают, что ты целитель, спокойной жизни не жди.
О чем-то подобном я догадывалась, но услышать это от другого человека было страшновато.
— Но как вы узнали, что я не ваша дочь? — задала следующий беспокоивший меня вопрос.
Он тяжело вздохнул, и принялся пояснять:
— У Аланы не могло быть целительной магии. Не такой она человек. Эта способность редко кому даётся. Я пытался ей это объяснить, но она не хотела слушать. Каждый год просила отвести её к видящим…
Произнеся последние слова лекарь закрыл лицо руками и тихо попросил:
— Ты иди. Мне нужно побыть одному. Не бойся, я не выдам твою тайну.
— Спасибо! — выговорила, глотая ком в горле.
Глядя на его сгорбленную фигуру, неожиданно испытала такую злость на людей, убивших Алану. Чем кому-то помешала восемнадцатилетняя девчушка? За что с ней так жестоко?
ГЛАВА 19
Оставив господина лекаря с его тяжкими мыслями в одиночестве, вернулась в здание лечебницы в надежде, что Ванька к этому моменту уже проснулся.
В помещении было шумно, но уже не так людно. Воины потихоньку расходились, кто успел пробудиться, собирались или расталкивали товарищей. Брата увидела сразу, он что-то шумно вещал соседу, жестикулируя и вертясь, словно у него шило в одно месте. Ни капли не изменился.
Такое тепло в душе у меня разлилось. Раньше я эту его особенность терпеть не могла, а сейчас она мне казалась родной и забавной. До чего же непоседливый у меня младший братик.
Какое-то время просто стояла у двери, чуть не плача от навернувшейся радости. Сомнений не было — передо мной моё драгоценное чудовище. Только какой-то другой. Возмужавший, повзрослевший, в плечах, кажется, раздался. Щетина на подбородке никак не может принадлежать восемнадцатилетнему юноше. Как будто прошло после нашего расставания как минимум несколько лет. Война людей не красит не важно в каком мире.
Ванька рассматривал разодранные на груди доспехи и даже руку в дырку просунул, с удивлением трогая повязку. Даже не представляю, что он чувствует. Рана была жуткой, без целительства он бы, возможно, и не выжил.
Вокруг брательника народ разошёлся и он остался в компании с двумя воинами. Пора было выходить из тени. Немного замешкалась, даже не представляла его реакцию на моё появление. Но то, что произошло побило все рекорды моей фантазии.
Братик нечаянно мазнул по мне взглядом, через секунду замер и присмотрелся внимательней. Смену эмоций на его вредной рожице наблюдать было настолько приятно, что я не сдержала улыбки. Он просто таки просиял, поняв, кто перед ним. Никогда этот безобразник так мне не радовался, как в этот день.
— Лялька! — заорал он, что есть духу, и помчался навстречу, чуть ли сшибая всё, что попадалось на пути.
«Жаль, что я не подумала его предупредить о секретности. Да что уж теперь. Безумно хотелось увидеть его счастливое лицо!»
Добравшись, схватил и закружил, как маленькую. Хватка у него стала совсем не слабая, словно в медвежьи объятия попала, даже дыхание сбилось. Не успела и охнуть. Нельзя было вот так просто демонстрировать чувства. Тем более во дворце, да ещё и в присутствии посторонних. Но я была не менее рада его видеть. Все старые обиды испарились, а его шалости теперь казались милыми и добрыми.
— Задушишь чудовище! — выдала придушенно.
Он, наконец, выпустил меня из объятий, поставив на пол.
— Ты откуда здесь взялась? — спросил ошалело, рассматривая меня с детской непосредственностью.
— И он ещё спрашивает! — неожиданно ко мне вернулся мой наставительный тон, старшей сестрёнки. — Ты зачем в вихрь полез, паразит?
— Лялька, так ты что ж, за мной пошла? — и такой довольный, словно подвиг совершил, вытащив меня в этот жуткий мир.
— Отпусти тебя охламона одного, ты ж чего доброго натворишь дел! — пыталась я злится, но выходило почему-то ласково. — Мир тут без меня спасёшь.
— Лялька! — и он ещё раз меня обнял, с явной благодарностью во взоре. — Я знал, что вредность в тебе наносное.
