Были у него и личные причины для беспокойства. Мессерсмит продолжал вести неофициальную переписку с заместителем госсекретаря Филлипсом. Вице-консул Реймонд Гейст, ближайший помощник Мессерсмита (как и многие американские дипломаты того времени, выпускник Гарварда), тоже внимательно наблюдал за работой Додда и посольства. Во время кратковременного пребывания в Вашингтоне у вице-консула состоялся долгий конфиденциальный разговор с Уилбуром Карром, руководителем консульской службы США. В ходе этой беседы Гейст передал Карру самые разные «разведданные», в том числе подробности бурных вечеринок, которые устраивали Марта и Билл; случалось, что сборища затягивались до пяти утра. «Однажды гости веселились так шумно»
[586], ябедничал вице-консул, что в консульство поступила письменная жалоба. Гейст вызвал Билла к себе в кабинет и предупредил: «Если подобное повторится, мне придется сообщить о вашем поведении в Вашингтон». Гейст критиковал и стиль работы посла: «У него мягкие манеры, он не производит особого впечатления на окружающих, в то время как успешно вести дела с нацистским правительством может лишь человек, обладающий острыми умом и сильным характером, готовый вести себя с представителями власти по-диктаторски жестко и способный настоять на выполнении своих требований. Мистер Додд на это не способен».
Прибытие в Берлин нового сотрудника, Джона Уайта (который должен был сменить Джорджа Гордона на посту советника посольства), видимо, лишь усилило подозрения Додда. Уайт, богатый любитель роскошных приемов, помимо всего прочего, был женат на сестре Джея Пьерпонта Моффата, руководителя управления по делам Западной Европы Госдепартамента. Зять и шурин поддерживали непринужденную переписку, называя друг друга соответственно Джек и Пьерпонт. Одно из первых писем, отправленных Уайтом из Берлина, начиналось фразой, которая вряд ли показалась бы Додду обнадеживающей: «Кажется, здесь есть запасная пишущая машинка, так что я смогу писать тебе без свидетелей»
[587]. А Моффат в одном из писем называл Додда «человеком со странностями, которому я затрудняюсь поставить диагноз»
[588].
Словно для того, чтобы усилить подозрительность Додда и его опасения в отношении подчиненных, примерно в то же время прибыл еще один новый сотрудник – Орме Уилсон, назначенный на пост секретаря посольства. Он был племянником Филлипса.
В Chicago Tribune появилось сообщение о просьбе Додда предоставить ему в наступающем году отпуск. Автор заметки намекал, что посол может вообще лишиться поста. Додд пожаловался Филлипсу: видимо, кто-то из сотрудников Госдепартамента сообщил журналистам о его просьбе, чтобы нанести ущерб его репутации. Особое недовольство Додда вызвало приведенное в статье замечание неназванного представителя Госдепартамента. Тот утверждал: «Здесь, в Госдепартаменте, настаивают, что сам профессор Додд не рассматривает возможность ухода в отставку с должности посла США в Германии»
[589]. По извращенной логике такого рода публичных сообщений, это отрицание, напротив, привлекало внимание к судьбе Додда: подаст ли он в отставку сам, или его вынудят оставить пост? Додд напомнил Филлипсу, что ситуация в Берлине достаточно сложная и без подобных спекуляций: «Полагаю, Нейрат и его коллеги будут очень недовольны, когда им перешлют данный материал».
Филлипс ответил (с уже знакомой нам скрытой иронией, словно проступающей сквозь текст): «Даже вообразить не могу, кто передал в Tribune информацию о вашем возможном отпуске ближайшей весной. Ко мне совершенно точно не обращались с этим вопросом. ‹…› Распускание слухов об отставках – одна из главных радостей газетчиков всего мира. Временами всех нас пугают такие слухи, однако мы стараемся не обращать на них внимания»
[590].
В заключение Филлипс сообщал, что в Госдепартамент заходил Мессерсмит, который в то время был в отпуске в Вашингтоне: «Несколько дней здесь пробыл Мессерсмит, и у нас состоялось несколько очень интересных бесед о различных фазах развития ситуации в Германии».
Последние строки обеспокоили Додда, и небезосновательно. Во время одного из своих посещений Госдепартамента генконсул передал Филлипсу кое-какую информацию, которую последний в своем дневнике называл «инсайдерским взглядом на условия работы в берлинском посольстве»
[591]. Снова всплыла тема поведения Марты и Билла. «Очевидно, – писал Филлипс, – сын и дочь посла совершенно не помогают посольству и слишком любят шататься по ночным клубам с некоторыми немцами, чья репутация оставляет желать лучшего, а также журналистами».
Мессерсмит встретился также с Моффатом и его супругой. Как-то раз, в середине дня, они втроем несколько часов говорили о Германии. «Мы всесторонне рассмотрели вопрос», – написал Моффат в дневнике
[592]. На следующий день он встретился с Мессерсмитом за ланчем. Через несколько недель они увиделись еще раз. Моффат отметил в дневнике, что на одной из встреч Мессерсмит выразил обеспокоенность по поводу писем Додда в Госдепартамент: «По ним можно заключить, что он начинает испытывать неприязнь к подчиненным»
[593].
Так совпало, что одновременно с Мессерсмитом в Вашингтоне был Джордж Гордон, недавно ушедший с поста советника посольства и проводивший длительный отпуск на родине. Хотя отношения Додда с Гордоном вначале складывались не самым лучшим образом, с течением времени посол с неохотой признал, что тот – ценный сотрудник. Гордон писал Додду: «Наш общий друг Дж. С. М. развернул активную кампанию по продвижению своей кандидатуры на пост в пражском представительстве»
[594]. (Мессерсмит давно надеялся оставить консульскую службу и стать полноценным дипломатом. Теперь, когда открылась вакансия посла США в Праге, он решил, что это его шанс.) Гордон указывал, что в Госдепартамент мощным потоком хлынули письма и газетные редакционные статьи, свидетельствующие о «беспорочной службе» Мессерсмита. «Я понял: этот поток направляет знакомая рука, – писал Гордон, – когда услышал, что он заверил одного из высокопоставленных чиновников Госдепа: его немного смущают дифирамбы, которые ему поют в прессе, потому что он всего этого вообще-то не любит!!!»
