Просто она расклеилась и перестала держать себя в руках – так это объяснила себе Рина, следя за кастрюлей с супом. День выдался тяжелый, а теперь еще и одиночество казалось острым, как нож в сердце. Еще один нож в сердце.
Она оглянулась, услыхав стук в заднюю дверь, и тяжело вздохнула. Она знала, что это Бо, еще до того, как открыла дверь.
Волосы у него опять были мокрые.
– Слушай, можно мне войти на минутку? Я только хочу объяснить…
Рина вернулась в кухню, оставив дверь открытой.
– Тебе ничего не нужно объяснять.
– Ну да, как же. Это выглядело… Но на самом деле все было совсем не так. И было, и есть. Мы с Мэнди друзья, и мы не… Нет, ну, было когда-то, но это было давным-давно. Рина… может, ты хоть посмотришь на меня?
Она знала, что он увидит следы слез на ее лице. Она не стыдилась этих слез, но сейчас ей не хотелось ничего объяснять. Она уже злилась на себя за эти слезы, злилась на него.
– У меня был тяжелый день. – Но Рина все-таки повернулась к нему лицом. – Просто многое накопилось. Я справлюсь. По-моему, у твоей подруги дела обстоят еще хуже.
– Это верно. Она… Мы друзья.
Рина наблюдала, как он сует руки в карманы – чисто по-мужски, когда мужчина пребывает в мучительном замешательстве и не знает, что еще с ними делать.
– И Мэнди была вся в кусках, потому что ее бывший муж снова женится, гребаный ублюдок. Извини. Она только что узнала. Развод дался ей тяжело и вступил в силу всего две недели назад. Для нее это был страшный удар.
Рина прислонилась к рабочему столу, потягивая вино и не мешая ему закончить свое торопливое объяснение. «Несчастный парень, – подумала она. – Совсем запутался среди двух женщин на грани нервного срыва. Да еще в такой дождливый день».
– Что-то я слегка окосела. Хочешь? – Она протянула ему свой бокал.
– Нет, но спасибо за предложение. Рина…
– Во-первых, я квалифицированный наблюдатель. Я не приняла сцену у тебя на пороге за любовные объятия. Я видела ее на похоронах твоей бабушки и поняла, что она значит для тебя.
– Мы с ней просто…
– Семья, – перебила его Рина. – Она член твоей семьи, Бо.
Напряжение ушло с его лица.
– Да. Да, это правда.
– А сегодня я увидела женщину в расстроенных чувствах, и ей вовсе не хотелось, чтобы совершенно посторонний человек присутствовал при ее излияниях. Мне бы тоже не хотелось, будь я на ее месте. Во-вторых, если уж мы ведем счет, ты получаешь очко за то, что не оттолкнул от себя друга, попавшего в беду, чтобы поваляться со мной в постели. Где она?
– Спит. Выплакалась, и я уложил ее в постель. Увидел, как у тебя тут зажегся свет, и решил… Я хотел объяснить.
– И ты объяснил. Я не обижаюсь. – Рина вдруг поняла, что не только не обижается, но больше не чувствует себя одинокой. – Я не ревнива, и мы не устанавливали никаких правил игры. Мы даже не знаем, нужны ли нам такие правила. Мы же собирались заняться сексом, не так ли? – Она подняла бокал. – Всегда бывает следующий раз.
– Ты не обижаешься, – констатировал Бо. – Но ты расстроена.
– Не из-за тебя. – Чтобы чем-то себя занять, Рина взяла большую ложку и начала помешивать суп. – Это не из-за тебя, – повторила она. – Это из-за прошлого. Из-за милого, несчастного, погибшего мальчика.
– Джош. У вас с ним что-то было?
– В этом паршивом и до ужаса тесном мире он был у меня первым. – Слез у нее не осталось, и она не пролила больше ни одной. – Как ни странно, я была с ним в тот вечер, когда ты увидел меня впервые на той вечеринке. Я ушла с ним. В тот вечер у нас с ним это было в первый раз. Он был у меня первым.
– Я с ним познакомился.
Ложка звякнула о край кастрюли. Рина стремительно повернулась к нему.
– Ты знал Джоша?
– Нет. Я с ним познакомился в тот самый день, когда он умер. В тот же день я познакомился с Мэнди. Свидание вслепую. Двойное свидание с моим другом Брэдом и девушкой, с которой он тогда встречался. Когда мы заехали за Мэнди, Джош спускался вниз по лестнице. Он собирался на свадьбу.
– О боже, свадьба моей сестры Беллы! – Нет, оказалось, что у Рины еще есть в запасе несколько слезинок. Они жгли ей глаза.
– Угу. Он не сумел правильно завязать галстук. Мэнди ему помогла.
– Он был славный мальчик, Джош, – глухо проговорила Рина.
– Он изменил всю мою жизнь, – сказал Бо.
Рина вытерла слезы и опять повернулась к Бо. В его зеленых глазах не было мечтательности, они были словно наэлектризованы.
– Я не понимаю, – сказала она.
– Я в то время много шлялся по вечеринкам, – пояснил Бо. – Не я один, многие так делали. Я плыл по течению. Строил планы на далекое будущее. Ну, типа: «Да, я этим обязательно займусь, но когда-нибудь потом. Соберусь, разгребу все дерьмо, начну новую жизнь… когда-нибудь». В то утро я проснулся после свидания с Мэнди… Я завез ее домой, а потом еще завернул на вечеринку к соседу. Я проснулся с похмельем библейских масштабов. Проснулся в своей квартире, напоминавшей мусорный бак. Я решил навести чистоту. Вообще-то я делал это примерно раз в полгода, когда становился сам себе противен. Обещал себе изменить свою жизнь, но это я тоже делал примерно раз в полгода. А потом пришел Брэд и рассказал мне про молодого человека, которого мы видели накануне в доме Мэнди. Рассказал, что с ним случилось.
– Но ведь ты его не знал.
– Нет, я его не знал. Но… – Бо замолчал и покачал головой, стараясь найти верные слова, чтобы она поняла. – Но он был моего возраста, и он был мертв. Я с ним познакомился, смотрел, как Мэнди завязывает ему галстук, и вдруг я узнаю, что он мертв. У него уже не было шанса на будущее. Минуту назад он собирался на свадьбу в своем лучшем костюме, а в следующую минуту…
– Его уже нет, – прошептала Рина.
– Его жизнь оборвалась внезапно, неожиданно. А что я сделал со своей? Я ее растрачивал черт знает на что, как мой отец. – Бо замолчал и перевел дух. – Словом, для меня это стало потрясением. Я перестал думать о том, что будет когда-нибудь, взялся за ум и получил лицензию строителя. Уговорил Брэда купить со мной на паях дом. Настоящую развалюху. Бабушка одолжила нам часть денег. В жизни своей я столько не работал, пока делал ремонт этого дома. Когда я… Черт, это звучит так глупо и эгоистично…
– Нет-нет, продолжай.
– В общем, всякий раз, когда я начинал испытывать отвращение к себе, когда я падал духом и спрашивал себя, как меня угораздило во все это ввязаться, – а я работал по десять-двенадцать часов в сутки, – всякий раз я вспоминал Джоша, вспоминал, что ему так и не дали шанса. И я оценил свои силы, понял, на что я способен, если не сдамся и не буду отступать. Может быть, я все равно не отступил бы, может быть, мне и так все удалось бы, не знаю. Но я никогда не забывал Джоша, не забывал, что его смерть изменила мою жизнь.
