– А можно мне его подбросить?
– Уронишь – заплатишь, – предупредил его Гиб.
– Договорились.
Расставив ноги, сосредоточенно прищурившись, с видом человека, собирающегося жонглировать зажженными факелами, решила Рина, Бо подбросил тесто в воздух. Высоковато, по мнению Рины, но он сумел его поймать и, продолжая поворачиваться, снова подбросить.
Такая простодушная улыбка радости расплылась по его лицу, что Рина еле удержалась от смеха. Ей не хотелось прерывать его. Он был похож на мальчишку, только что научившегося кататься на двухколесном велосипеде.
– Это так здорово! Но что мне теперь с ним делать?
– А глаза у тебя на что? – спросил Гиб. – Как, по-твоему, большая лепеха получилась?
– Вроде да. По-моему, нормальная.
– На доску.
– Есть! – Бо шлепнул тесто на доску и рассеянно вытер руки о короткий фартук, завязанный на спине. – Только я бы не сказал, что это лепешка. Она не совсем круглая.
– Но в общем и целом она совсем не плоха. Подравняй ее немного. Обрезки отдай мне.
– Сколько он вывалял на полу, прежде чем сумел вылепить эту? – спросила Рина, входя в разделочную.
Бо, улыбаясь, оглянулся на нее через плечо.
– Я разучил процесс. Две испортил, но ни одной не уронил.
– Он быстро учится, – заметил Гиб, обмениваясь поцелуем с дочерью.
– Кто бы мог подумать, что делать пиццу так сложно? Вот взять хотя бы этот здоровенный миксер. – Бо кивком указал на стоящий в углу промышленный смеситель из нержавеющей стали, используемый для перемешивания муки, дрожжей и воды в больших количествах. – Чтобы поднять этот чан с тестом на прилавок, требуются два здоровых мужика.
– Извини, я много раз его поднимала, хотя я ни капельки не похожа на здорового мужика.
– Вот уж это святая правда. Потом это тесто надо делить, взвешивать, ставить на подносах в охладитель, потом резать, когда оно поднимется. И все это еще до того, как начнешь делать саму пиццу. Никогда больше не буду принимать пиццу как нечто само собой разумеющееся.
– Можешь закончить эту прямо там, в кухне. – Гиб взял доску и вынес ее туда, где Джек освободил место на рабочем столе.
– Только не смотри на меня, – попросил Бо, повернувшись к Рине. – А то меня заклинит. Пойди лучше посиди с Мэнди и Брэдом.
– Ладно. – Она схватила банку содовой из холодильника и ушла в зал.
– Эй! Привет, Рина, это Брэд. Брэд, это Рина. Я с ней познакомилась в один из самых постыдных моментов моей жизни.
– Ну, тогда я буду вести себя солидно для равновесия. Очень рад тебя видеть, Рина. Во плоти после стольких лет рассказов о Девушке Его Мечты.
– Я тоже рада. – Рина отпила содовой и улыбнулась Мэнди. – Когда мне было пятнадцать, я как-то раз бежала в класс и уронила тетрадь. Тетрадь раскрылась, и один парень по имени Чак – высокий, широкоплечий, светлые волосы с выгоревшими прядками, голубые глаза – поднял ее раньше, чем я сама успела. А там половина страниц была исписана нашими именами, или инициалами в сердечке, или просто его именем. Ну, знаешь, как девчонки делают.
– О боже, и он увидел?
– Трудно было не заметить.
– Да, это было ужасно неловко.
– Я думаю, мое лицо вернуло себе нормальный цвет только через месяц. Так что теперь мы на равных.
26
Рина решила, что все сделала правильно. Вечер в «Сирико» – это именно то, что ей было нужно. Ее душа успокоилась, желудок больше не сводили нервные спазмы.
Вечер, проведенный в компании ближайших друзей Бо, оказался интересным и познавательным. «Семья», – подумала она. Эти двое были его семьей. Братом и сестрой, такими же родными, какими были для нее самой ее собственные сестры и брат.
– Мне понравились твои друзья, – сказала она, отпирая свою входную дверь.
– Это очень хорошо. Если бы они тебе не понравились, нам с тобой пришлось бы распрощаться. – Бо шлепнул ее по попке, когда они вошли внутрь. – Нет, серьезно, я рад, что вы трое нашли общий язык. Они мне очень дороги.
– И друг другу тоже.
– Когда ты это поняла? До или после того, как они начали облизывать друг друга?
– До. – Рина потянулась. – Как только вошла. Флюиды похоти.
– Знаешь, я никак не могу к этому привыкнуть.
– Это потому, что ты видишь в них родственников. С тех, самых пор, как вы с Мэнди перестали кувыркаться в постели. Но оттого, что они теперь кувыркаются в постели друг с другом, они не перестали быть твоей семьей.
– Пожалуй, мне лучше какое-то время не думать о постели. – Бо положил ладони ей на плечи, начал растирать ее руки сверху вниз. – Устала?
– Уже не так, как раньше. Я получила подзарядку. – Рина обхватила его за бедра. – Есть идеи насчет того, что мне делать с накопленной энергией?
– Возможно. Давай выйдем во двор. Хочу тебе кое-что показать.
– Ты хочешь показать мне это непременно во дворе? – засмеялась Рина, пока Бо тянул ее за собой. – Вот дитя природы!
– Секс, секс, секс – вот все, о чем способны думать женщины. И за это хвала тебе, господи!
Бо вытащил ее через заднюю дверь на двор.
Полумесяц заливал маленький дворик ярким белым светом. Наспех посаженные Риной цветы взошли и расцвели в горшках. Теплый, немного душноватый воздух был напоен зеленым запахом лета.
И тут она увидела. Под раскидистым кленом висели качели.
– Качели? Ты купил мне качели?
– Купил? Ты меня обижаешь. Надо было мне надеть пояс с инструментами, чтобы ты вспомнила, кто я.
– Ты их сделал?! – Глаза Рины увлажнились, теперь уже она тянула его вперед. – Ты сделал мне качели? Когда же ты успел? Какие красивые! Ой, какие гладкие! – Она провела пальцами по древесине. – Прямо как шелк.
– Сегодня закончил. Это помогло мне отвлечься. Хочешь попробовать?
– Спрашиваешь! – Рина села, раскинула руки на спинке и привела качели в движение. – Это замечательно, это потрясающе! Ты сразу снял еще десять фунтов стресса с моих плеч, Бо! – Она протянула руку. – Ты мой милый.
Он сел рядом с ней.
– Я рад, что тебе понравилось.
– Супер! – Рина опустила голову ему на плечо. – Это сказка. Мой собственный дом, мой собственный двор, теплая июньская ночь. И жутко сексуальный парень сидит рядом со мной на качелях, сделанных его собственными руками. Все, что случилось вчера ночью, кажется каким-то нереальным.
– Наверно, нам обоим надо было от этого отвлечься на несколько часов.
– И ты провел эти часы, делая для меня качели.
– Когда тебе нравится то, что ты делаешь, это не работа.
