– Да.
– Вот в таком виде?
Наморщив нос, она начала застегивать пуговицы. – Конечно, нет. Я совсем расстегнула её для ТВ.
– Хорошо придумала. Так почему тебя тошнило до того, как ты увидела львов?
– Терпеть не могу выступать перед публикой.
– Тогда зачем ты это делала?
– Потому что я безвольная размазня.
– Нет, воля у тебя есть. Я это знаю, потому что ты просто бесишься, когда я задеваю её. Принеси коку или что-то в этом роде, хорошо? Я ведь на дежурстве.
– Конечно. Всегда рада обслужить гостей. – Она проскользнула на кухню, а он стал искать нужную программу по ТВ. Когда она вернулась, он сидел на диване, положив ноги на кофейный столик. – Извини, но я не приготовила поп-корн.
– Неважно. – Он притянул её к себе.
– Я действительно не хочу смотреть.
– Тогда закрой глаза. Бьюсь об заклад, ты их сразила наповал. Худышка.
– Они вежливо поаплодировали. – Она вытянула ноги рядом с ним. – Миссис Атертон заставила меня вернуться и захватить какую-нибудь вещь, над которой я сейчас работаю. О, черт, я совсем забыла. Я так и оставила её там.
– Что это за вещь?
– Резьба по дереву. Руки и плечи. Твои, кстати.
– О, Боже.
– Его совершенно искреннее огорчение вызвало у неё усмешку. – Пожалуй, кое-кто из дам тоже тебя узнали. Я совершенно определенно слышала, как они захихикали. Но в основном им хотелось узнать, вырезала ли я когда-нибудь из дерева цветочки или детишек. Мне кажется, что показанные мной руки и плечи вызвали у них чувство неловкости, потому что отсутствие головы наводило, их на мысль об обезглавливании, в то время как я пыталась изобразить мужественную силу и элегантность.
– Сейчас кажется стошнит меня.
– Ты еще и не видел этой вещи. – На секунду она заколебалась, представляя себе, как он будет огорчен, затем все-таки решилась признаться. – Кэм, кто-то украл одну из моих скульптур. Ту, из ночного кошмара.
Он не шелохнулся, но она почувствовала, как он весь напрягся. – Когда?
– Должно быть вчера ночью. Наверное, подростки…
– Чушь.
– Ладно, я не знаю, что и думать. Единственное, что я знаю, так это то, что она пропала.
– Они взломали дверь?
– Нет. – Она выставила вперед подбородок. – Можешь орать, если хочешь. Я забыла запереть гараж.
– Черт побери, Клер, раз я не могу положиться на то, что ты будешь запирать дверь, мне придется поместить тебя в камеру.
– Ну хорошо, я буду запирать эту чертову дверь. – Гораздо легче было сердиться на него, чем размышлять о пропаже скульптуры. О том, что совсем рядом находится тот, кто украл её. – Я установлю сигнализацию, если от этого зависит твое счастье.
– Переезжай ко мне. – Он нежно дотронулся до её щеки.—Мое счастье зависит от этого.
Она почувствовала, как что-то словно толкнуло её изнутри и отвернулась. – Я не нуждаюсь в подобных мерах безопасности.
– Я говорю совсем о другом, Худышка.
– Я знаю. – Она с трудом выдохнула. – Рафферти, прояви себя здесь как полицейский. Найди мою статую. – Секунду спустя она заставила себя взглянуть на него. – Не торопи меня, пожалуйста. И не злись.
– Я не злюсь. Я беспокоюсь.
– Все будет в порядке. – Уютно устроившись около него, она действительно так думала. – Давай немного отвлечемся и посмотрим, как я глупо выгляжу перед всей этой публикой. О, Боже, начинается. Кэм, почему бы нам…
Он закрыл ей рот рукой.
– Звезда из мира искусства в нашем округе, – объявила дикторша. – Клер Кимболл, знаменитая скульпторша…
– Фу. Скульпторша! – У неё вырвался негодующий возглас, хотя Кэм и зажимал ей рот.
– Замолчи.
–……сегодня в доме мэра Эммитсборо. Мисс Кимболл, уроженка Эммитсборо, добившаяся известности в Нью-Йорке.
– Всякое искусство есть выражение чувств. – Когда лицо Клер заполнило экран, она переместила ладонь Кэма к своим глазам. – Искусство скульптора очень часто носит более личный характер, так как здесь художник непосредственно связан со своим произведением через материал, который он обрабатывает своими собственными руками.
– Ты потрясающе выглядишь.
– Я говорю как настоящая зануда.
– Нет, ты и говоришь потрясающе. Я просто поражен. А это я?
Она взглянула на экран сквозь его пальцы и увидела деревянную скульптуру. – Да.
– Не так плохо, – сказал он довольным тоном.
– Это великолепно. – Она раздвинула его пальцы, чтобы лучше видеть.
– Скульптура, – продолжал объяснять её телевизионный двойник, – часто представляет собой осязаемое воплощение чувств, воспоминаний, надежд, разочарований и сновидений художника. Таким способом художник с помощью модели или своего воображения как бы освобождает реальность, расширяет и воспроизводит её.
– Может, выключим звук?
– Тише!
– Характер скульптуры, будь то страстный, романтический или, напротив, холодный, зависит от настроения художника и выбранного им материала. Мои произведения – это часть меня самой, иногда лучшая часть, иногда самая мрачная. Но они всегда отражают то, что я вижу, чувствую и то, во что верю.
На экране снова появился диктор в студии.
– Теперь ты доволен? Я говорила так ужасно напыщенно.
– Нет, ты говорила искренне. Худышка, ты лепишь образы из своих снов?
– Иногда, конечно. Послушай-ка, одно интервью сегодня я уже дала. – Она обняла его и стала легонько водить пальцами по его затылку. – Я думала, мы во всем разобрались.
– Минутку. А украденная скульптура, она тоже навеяна тем твоим сном об отце?
– Возможно. Не знаю.
– Ты ведь смогла бы нарисовать то, что видела той ночью, не так ли?
– Ради Бога, Кэм.
– Ведь смогла бы.
Она закрыла глаза.
– Да, смогла бы.
ГЛАВА 26
Чип Доппер скорее предпочел бы возиться под трактором, чем сидеть в его кабине. Он никогда не любил заниматься сенокосом даже на своем собственном поле. И вот сейчас в эту чертову рань, в половине седьмого утра, ему приходилось косить траву на поле миссис Стоуки. Но его мамаша придерживалась правила, ну того, насчет добрых соседей и самаритян, а когда его мамаша соблюдала какое-нибудь правило, то всем приходилось этому подчиняться.
Хуже всего, на взгляд Чипа, то, что работа была невероятно занудной. Акр за акром, только коси и скирдуй, да еще с этим недоумком Джули Крэмптоном, едущим сзади на огромном скирдоуборочном комбайне.
