«Но почему именно эта скульптура, – удивлялась она. – Почему именно этот образ из ее ночного кошмара?»
Отмахиваясь от этих неприятных мыслей, она пыталась сосредоточиться на том, что же ей следовало делать дальше. К сожалению, Глэдис Финч позвонила лишь к полудню, и когда Клер вспомнила, куда ее предлагали подвезти, она кинулась из гаража в спальню, чтобы в спешке набросить на себя костюм.
Она не совсем была уверена в том, что короткая голубая юбка и армейского стиля жакет – самый подходящий туалет для званого обеда в Женском клубе, но ничего другого она просто не могла придумать. Даже необходимость застегнуть замочек серег потребовала огромных усилий.
Завидев фургон телестанции Хейгерстауна, она застонала. Подъехав к нему, опустила голову на руль.
Она терпеть не могла выступать перед публикой. Ненавидела интервью, нацеленные на нее камеры. Со взмокшими ладонями она собралась выходить из машины.
Одним из последних ее дел в Нью-Йорке было навязанное ей выступление в артклубе Тины Йонгер. Критикесса надавила, точно так же, как Мин. И Клер поддалась. Как это обычно и бывало с ней.
Никакой твердости. Никакой уверенности. Размазня, трусиха. Она повернула зеркальце в автомобиле и стала разглядывать себя. Вот здорово. Под глазом растеклась тушь. Не найдя ничего более подходящего, она просто поплевала на палец и стерла ее.
– Ты же взрослая женщина, – наставляла она себя. – Вполне взрослая. Мастер в своем деле. Тебе придется перебороть в себе это. И тебя не должно там стошнить.
Она знала, что это чувство сидело в ней очень глубоко. Этот страх, это паническое состояние. Все началось с тех самых пор, с первых недель после смерти ее отца. Все эти вопросы, которыми ее забросали, все эти любопытствующие глаза, направленные на нее. Все эти съемочные камеры во время похорон.
Но сейчас уже другое время. Черт возьми, это уже сегодняшний день. А ну-ка, вытаскивай свой испытывающий тошноту желудок и ватные ноги из машины. Весь этот внутренний монолог должен был отогнать прочь мысль о краже и о перспективе услышать недоуменный вопрос Кэма, почему, черт побери, она перво-наперво не заперла гараж.
Первое, что она увидела, выбравшись из машины, был лунный шар, затем мальчик-конюший. У нее вырвался нервный смешок, когда она ступила на дорожку, ведущую к дому.
Затем она увидела львов. Тут уж она встала как вкопанная и, совершенно пораженная, уставилась на них. По обе стороны лестницы стояло по паре белых гипсовых львов с ожерельями из искуственных бриллиантов.
– Извините, ребята, – пробормотала она, стучась в дверь.
Пока Клер была занята в Женском клубе, Джолин Баттс сидела не складном стуле рядом со своим мужем в школьном спортивном зале. Вступительное слово затянулось, и кое-кто уже начинал ерзать на своих стульях, но Джолин сидела прямо и неподвижно, с глазами, полными слез.
Она не рассказала Уиллу о своем споре с сыном. Да и как она могла? Он сидел рядом с ней, такой бодрый, с таким гордым выражением лица. Она также не рассказала ему о том, как бросилась в комнату Эрни с безумной мыслью найти там наркотики, когда тот выскочил из дома. Она даже надеялась обнаружить их там, чтобы иметь хотя бы что-то осязаемое, чем можно было бы объяснить перепады настроения сына.
Она не нашла там наркотиков, но то, что она обнаружила, напугало ее гораздо больше.
Книги, брошюры, огрызки черных свечек. Записная книжка, заполненная символическими рисунками, странными именами, числом 666, написанным крупными цифрами сотню раз. Дневник, описывающий поминутно совершенные им ритуалы. Совершенные в этой вот комнате, пока она спала. Дневник, который ей пришлось тут же захлопнуть, так как она просто не могла читать дальше.
С того дня она почти не сомкнула глаз, беспокойно думая, хватит ли ей мужества и мудрости, чтобы найти к нему подход. Теперь же, когда стали называть имена выпускников, и молодые девушки и юноши торжественным шагом вступили на сцену, она стала смотреть на своего сына.
– Эрнест Уильям Баттс.
На плече Уилла была видеокамера, другой свободной рукой он нащупал руку жены. Джолин взяла ее в свою. И зарыдала.
Как в тумане Эрни вернулся на свое место. Некоторые девушки плакали. Он сам чуть не заплакал, хотя и не понимал причины. В руках у него был билет на свободу. Целых двенадцать лет он трудился ради этого клочка бумаги, чтобы иметь возможность уехать, куда захочет. Делать то, что захочет.
Странно, но отъезд в Лос-Анджелес уже не казался сейчас столь важным. Он больше не был уверен, что поедет и будет искать там себе подобных. Ему показалось, что он нашел подобных себе здесь. Возможно, так оно и было.
ТЫ ОТМЕЧЕН ЖЕРТВЕННОЙ КРОВЬЮ.
Но то был козел. Просто тупой козел. А не человеческое существо. В его ушах по-прежнему звучал ее душераздирающий крик.
По мере того, как на сцену продолжали выходить выпускники, ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы, зажав уши руками, не выскочить из зала.
Но он не мог, не смел привлекать к себе внимания. Он весь вспотел от страха в своем торжественном одеянии выпускника. Вокруг него ровесники лучились от радости или едва сдерживали слезы. Эрни же сидел не двигаясь, глядя прямо перед собой. Он не мог позволить себе сделать неверный шаг. Если он его сделает, они его убьют. Стоит им только узнать, что он все видел. Стоит им только заподозрить, что он на какой-то миг струсил и позвонил шерифу.
Больше он такой ошибки не повторит. Чтобы как-то успокоиться, Эрни медленно и глубоко задышал. Шериф не сумел сделать ничего толкового. Никто не мог остановить их. Они были слишком могущественны. К его страху примешалось мимолетное мрачное ликование. Он был одним из них. И их могущество принадлежало и ему.
Он написал свое имя кровью. Он произнес клятву. Он стал посвященным.
Вот что надлежало ему помнить. Он стал одним из них.
С Сарой Хьют все было кончено. Но его жизнь только начиналась.
– Пока никаких сведений о ней. Сожалею, Бад.
– Вот уже больше недели, как ее видели в последний раз. – Бад стоял около своей машины, посматривая вдоль дороги так, будто ждал, что его сестрица вдруг выскочит из какой-нибудь двери, хохоча над ним. – Мамаша думает, что она смылась в Нью-Йорк, но я… Нам надо еще что-нибудь предпринять, – сказал он с тоской. – Мы должны сделать еще что-то.
– Мы делаем все возможное, – ответил Кэм. – И она, и её машина объявлены в розыске. Подан рапорт об исчезновении. И мы трое переговорили со всеми жителями нашего города.
– Её могли похитить.
– Бад. – Кэм облокотился о капот. – Я знаю, как ты переживаешь. Но дело в том, что там не было обнаружено никаких следов взлома или какой-то борьбы. Её личные вещи и одежда исчезли. Саре тридцать лет, и она имеет право приходить и уходить, как ей вздумается. Если бы я вызвал федеральную полицию в связи с похищением, они бы и с места не сдвинулись.
