– Недалеко же ты ушел, – Сэм сидел на полу, тяжело дыша. – Не пройдет у тебя этот фокус, Каллахан. Ты пока у меня на крючке. В сейфе, – утирая рукой рот, он встал. Глаза его широко раскрылись, лицо стало серым, губы скривились в зловещей ухмылке. – В моем сейфе лежат доказательства преступной деятельности этого человека. Он вор и убийца. Эта женщина тоже воровка. Все они преступники. Я могу это доказать, я могу это доказать! – ковыляя к сейфу он бормотал что-то себе под нос.
– Господин Уайатт, – Сапперстайн сдерживающе положил руку на плечо Сэма. – Советую вам дождаться адвоката.
– Я уже устал его ждать. Я жду уже сто лет. Вы, кажется, хотели обыскивать, да? Так обыщите это, – он повернул диск на сейфе взад-вперед, набрав необходимую комбинацию. Сейф открылся и он просунул туда руку, после чего, вытаращив глаза, уставился на папку, которая выпала из сейфа и из которой высыпались на пол яркие цветные фотографии.
– Интересные снимки, господин Уайатт, – Лоренцо подхватил несколько фотографий и, поджав губы, стал их рассматривать. Вы очень фотогеничны и динамичны, – он ухмыльнулся и передал фотографии напарнику.
– Это не я, – не отрывая глаз от фото, Сэм вытер рот тыльной стороной ладони. – Это Ганнер. Здесь должен быть Ганнер. Это монтаж. Это сразу видно. Я никогда не видел этих людей. Я не знаю их.
– Но, они, кажется, вас знают, – пробормотал Сапперстайн. Он служил когда-то в полиции нравов, но ни разу не видел столь творческого подхода. – Знаете ли, такое требует опровержения. Дома такое не держат.
– Ага, – войдя во вкус, Лоренцо показал пальцем на фотографию, где была запечатлена наиболее непристойная и невероятная поза. – Интересно, как это он так вывернулся? Жена моя была бы в восторге.
– Неважно, – Сапперстайн прокашлялся. Он с опозданием вспомнил, что среди них есть женщина. – Господин Уайатт, сядьте, пожалуйста, пока мы…
– Это монтаж! – кричал Сэм. – Это он сделал. Он лгал и обманывал, – тяжело дыша, он показал пальцем на Люка. – Но он за это заплатит. Все они заплатят. У меня есть доказательства, – крякнув он полез в сейф. Его нервы окончательно сорвались, когда он вытащил оттуда брильянтовую диадему. – Это фокус, – проговорил он, захлебываясь. – Фокус, – он отпрянул, уставившись на усеянную брильянтами корону, и тут смешок прорвался сквозь его зловещую ухмылку. – Это исчезнет.
Сапперстайн кивнул Лоренцо, который взял диадему из рук Сэма.
– Вам не нужно ничего объяснять, – начал он, вытащив запонку. Тем временем Сапперстайн извлек из сейфа драгоценности.
– Я буду президентом, – с пеной у рта кричал Сэм. – Через восемь лет, мне нужно только восемь лет.
– Ой, я думаю, ты получишь больше, – прошептал Люк. Он щелкнул пальцами и подал Роксане внезапно появившуюся между пальцами розу. – Вот и все, Рокс.
– Угу, – она уткнулась лицом в его грудь, чтобы скрыть широкую улыбку. – А что мы покажем на бис?
35
Осень в Новом Орлеане была теплой, яркой и необыкновенно сухой. Дни становились короче, но вечер за вечером закаты являли собой чудесную симфонию из разных цветов и оттенков, которая захватывала дух и зачаровывала глаз.
Макс умер во время одного из таких ярких световых представлений. Он лежал на своей кровати, а рубиново-красный закат стал его последним занавесом. Семья его была рядом и, как сказал Леклерк, сидя за одной из выпитых в ту ночь бесчисленных чашек кофе, это была самая прекрасная смерть из всех возможных.
Роксане оставалось довольствоваться этим, а также тем обстоятельством, что Люк вложил философский камень в одряхлевшую руку их отца, который и перешел в мир иной вместе с этим камнем.
Он не был похож на сверкающую драгоценность и представлял собой обычный серый кусок горной породы, разглаженный временем и прикосновениями любопытных пальцев. Размер камня был таким, что он свободно умещался в ее ладони, и сейчас лежал в ней так же, как лежал в других ладонях во время других эпох.
Если и была в нем сила, то Роксана ее не ощущала, но надеялась, что ее ощутил Макс.
Камень похоронили вместе с Максом светлым ноябрьским утром. Над головами собравшихся сияло голубое небо. Легкий ветерок шевелил траву, выросшую среди могил жителей города, который он так любил. В воздухе стояло благоухание, и звуки Шопена лились из дюжины скрипок. Макс не потерпел бы черного крепа и органной музыки.
На кладбище пришли сотни людей, чьи пути как-то когда-то пересекались с Максом. Пришли сюда молодые фокусники, были здесь и старики, чьи руки и глаза уже отказывали им так же, как Максу отказал разум. Кто-то выпустил в небо с десяток белых голубей, которые затрепетали крыльями и защебетали над головами, создавая впечатление, будто ангелы забирают душу Макса с собой.
Роксане этот жест показался невероятно трогательным. Прощальное представление Макса, как он и мог ожидать, прошло потрясающе.
В течение последующих нескольких дней Роксана пребывала в прострации и была неспособна преодолеть охватившую ее скорбь. Отец был единственным в ее жизни человеком, который оказывал на нее такое сильное влияние. Пока он болел, у нее не оставалось выбора, кроме как возглавить семью. Но пока его тело было вместе с ними, была у нее и иллюзия – снова иллюзия – что она не расстается с ним. Она жалела, что не может поделиться с ним радостью их последней победы.
В газетах все еще писали о скандале вокруг Сэмюэла Уайатта, бывшего кандидата в сенаторы, а ныне обвиняемого в крупной краже, а также в более мелких правонарушениях.
В мэрилендском доме Уайатта были найдены и другие вещественные доказательства его вины. Маленькое устройство, что-то вроде пульта дистанционного управления или калькулятора, полный инструментарий взломщика из отполированной до блеска нержавеющей стали, стеклорез, электропила, приводящая в действие крючок, золотая запонка с выгравированными инициалами С. У. и, самое убийственное, дневник с подробным описанием всех краж, совершенных за последние пятнадцать лет.
Джейк потратил месяц на написание этого дневника почерком Сэма. Но работа была выполнена на славу.
Были также обнаружены счета в швейцарских банках на сумму более четверти миллиона. Люк считал, что это капиталовложение окупилось с лихвой.
Роксана уже собиралась посочувствовать Джастин, но с удивлением прочитала о том, что преданная жена Сэма, с которой были сняты все подозрения, уже подала на развод и живет в сельском домике где-то в швейцарских Альпах.
Что же касается Сэма, то он больше не заявлял, что хочет стать президентом. Он просто считал себя таковым. Став объектом исследований психиатров, Сэм руководил своим воображаемым правительством в обитой войлоком палате психиатрической больницы.
В определенном смысле, как считала Роксана, справедливость была восстановлена. Но все это было уже в прошлом. Поворот, к которому она шла целых пять лет, остался позади. Перед ней открывалось множество новых дорог, и она пока не знала, какую из них выбрать.