– Что?! – Она выпучила глаза.
– А что, я скрывать буду? – Он усмехнулся. – Все прекрасно знали, что ты имела роман с доктором, который его лечил, поэтому мы и не уехали домой…
– Какая же ты скотина!
– Давайте все-таки мы успокоимся и не будем друг друга обвинять, – сказал Толик. – Мы собрались обсудить сложившуюся проблему, а не то, кто из нас… – он на секунду примолк, – что делал…
– Так это и есть самое важное! – не согласился с ним отец Марека. – Именно это и влияет! Вот эта женщина, моя жена, изменяла мне с хирургом по фамилии… Я не помню, Марек, как звали твоего доктора?
– Рубинштейн, – сказал Марек.
– Рубинштейн! – Отец Марека поднял вверх палец. – А почему, кстати, мы до сих пор не можем уехать домой? Потому что у нас работа, да. И квартира… А может быть, она просто спит с Рубинштейном?
Мама Марека вдруг бросилась на мужа и замолотила кулаками по его груди и лицу. Он сбросил ее с себя, и она упала на пол, задев стол. На столе покачнулись стаканы и бутылки. Толик помог ей встать. Отец Марека сидел и тер подбородок, куда она ему врезала. Нас с Анютиком отправили спать.
На следующий день мы встретились с Мареком в школе. Первым уроком была история. Марека вызвали к доске, чтобы проверить его знания по теме “Новое индустриальное общество”.
– Итак, – сказала историчка, – в каком веке начался переход к новому индустриальному обществу в странах Западной Европы?
Марек не смог ничего сказать по этому поводу, и историчка поставила ему “два”. Потом она потребовала, чтобы я встала с места и пересела к Наташе Мироновой. Я встала, собрала учебники и вышла из класса.
После уроков Анютик ждала нас у памятника поэту. Это меня почему-то взбесило.
– Зачем ты тут стоишь?! – крикнула я.
– Я хочу пойти с вами, – сказала она.
– Ты не будешь больше ходить с нами!
– Почему? – удивилась Анютик.
– Потому что тебе двенадцать лет! И ты должна сидеть дома и заниматься!
– Это мы еще посмотрим! – Анютик плюнула в меня и побежала от памятника.
Я догнала ее, повалила на землю и принялась изо всех сил душить. Марек выбросил только что прикуренную сигарету и бросился нас разнимать. В результате Анютик укусила его за палец. Потом она вскочила и крикнула, отряхиваясь, как собака:
– Чтоб вы сдохли оба! Твари! Ублюдки!
Оставшись вдвоем, мы пошли к Мареку и переспали на обеденном столе. Все это было уже невыносимо. Я встала со стола и начала одеваться. Марек открыл окно и закурил.
– Ты хочешь обедать? – спросил он.
– Нет, я пойду, – ответила я.
– Почему?
– Потому что я так не могу.
– Как? – удивился он.
– Так! Нас все презирают! Даже наши родители… Ты мне говоришь про какую-то любовь, а в чем она состоит?! В том, что мы трахаемся на обеденном столе?
– А в чем она должна состоять? – Он выкинул окурок и со злостью захлопнул раму.
– Я не знаю! – сказала я. – Но если это все, что между нами происходит, не надо называть это любовью. Такую любовь можно получить от кого угодно.
– Ну иди и получи! – крикнул он. – Это все, что тебе надо! Можно было с самого начала понять, какая ты шлюха! Ты сразу была готова раздвинуть ноги!
– Это я была готова раздвинуть ноги? – От изумления я даже задохнулась. – А ты разве не этого хотел?!
– Я хотел с тобой общаться! – сказал он.
– Тогда мог бы пригласить меня в театр! А не к себе домой, когда у тебя уехали родители!
Руки у меня дрожали, я путалась в рукавах свитера и никак не могла его правильно надеть. Марек подошел ко мне и обнял, я делала яростные попытки вырваться, но он меня держал.
– Прости меня, – говорил он, – пожалуйста, прости.
Я заплакала.
– Я чувствую к тебе больше, чем только это, – сказал он мне в волосы, – я просто не знаю, как… как тебе это показать.
– Я тоже не знаю, – сказала я.
Я стала разломанной куклой, неудачницей. Раньше у меня не было никаких вопросов, и вдруг они возникли, встали передо мной, покачивая своими закругленными головками. Почему так? Что я должна была сделать? Могла ли я что-то сделать? Как-то утром в субботу, когда мама с Толиком еще спали, а бабушка остервенело стирала в ванной носки, я взяла со стола на кухне один из маминых журналов. Там все было про то, как спасти отношения. Рекомендовались сексуальное белье и нежность. Я прочитала: “Любовь приходит сама, но удержать ее может только кропотливая и каждодневная работа”. Я закрыла журнал, опустила голову на руки и длинно, с завыванием захохотала.
– 8 –
В четырнадцать у Анютика начались месячные, и она в один день изменилась до неузнаваемости. Пропал щенячий жирок, и все ее тело исполнилось какого-то шика. Она стала неимоверно тощей, с огромными голодными глазами, даже районный психиатр Макарон смотрел на нее с оттенком восхищения.
Анютика перевели на рисполед, два миллиграмма в сутки. С ним наша жизнь стала легче, а местами даже приятнее. От рисполеда не тошнило и не сковывало, как от залептина, и он не давал угнетающих состояний, как седоквель. Единственной проблемой стало то, что рисполед нормально сочетался с алкоголем, и мы стали много пить. Марек пил пиво и коктейли с двенадцати лет, а в пятнадцать уже мог выжрать за вечер бутылку вина. Выпивая, он не слишком менялся, разве что становился веселее. Сидя на седоквеле, я выпивала с ним максимум две бутылки пива, потому что у меня начинала кружиться голова, а на следующий день было так плохо, что о пиве я не думала еще несколько недель.
Рисполед дал мне неоценимую возможность пить наравне с Мареком, иногда доходило до того, что мы выскакивали из школы на большой перемене и неслись в подвальный магазин, обосновавшийся в соседнем дворе. Там Марек покупал джин-тоник, и мы, захлебываясь, выпивали его около клумбы с анютиными глазками. После уроков приходило время сухого вина, иногда водки, размешанной с энергетиками. Часам к четырем я была уже пьяная в жопу, мы с Мареком валялись на кровати и несли друг другу неинтересную исповедальную ахинею. Секса стало существенно меньше, у меня уже не было повода думать, что только это ему от меня и надо.
К шести мы более-менее трезвели, в семь я приходила домой и садилась делать домашнее задание. Голова была мягкая, мне казалось, в ней нет мозга, а одно только мясо – я ничего не могла понять в учебниках и сидела над ними до полуночи. Мама считала, что я наконец-то взялась за ум.
Как-то вечером, возвращаясь на рогах от Марека, я застала у подъезда Анютика. Рядом с ней стоял парень лет шестнадцати и в чем-то ее горячо убеждал. Анютик неопределенно пожимала плечами. Я подошла к ним.
– Привет, – сказала Анютик.
