Причем эта боль была какая-то странная.
Словно… словно разлитая по телу сила неожиданно кристаллизовалась и разрывает теперь меня на части.
Где-то краешком сознания я понимал, что эта плата за жизнь Дубровского, но подтвердить свои догадки пока не мог.
Радовало одно — в последней схватке, я продержался на секунду дольше и, уже видя летящий мне в живот клинок, дотянулся своим мечом до туники Рив.
Влажный вздох вошедшего под ребра меча и треск разрываемой ткани слились в один звук.
И пусть кончик моего меча располосовал лишь один сантиметр её туники, а в животе вспыхнула ослепительная боль, я улыбался.
Улыбался, глядя на удивление, мелькнувшее на лице Рив.
Кажется, я только что нашёл себе миницель.
Понятно, что Рив с какой-то целью учит меня сражаться на арене, идя постепенно от одного вида оружия к другому, но, думаю, она будет отлично смотреться и без туники!
Если, конечно, не прибьет меня до того, как я, хе-хе, исполню свой план.
Последнее, что я заметил перед тем, как проснуться, была злость, мелькнувшая в прищуренных глаза Рив.
— Михаил пришел в себя! — донесся далекий, будто сквозь вату, голос Пожарского. — Валерон, влей в него желтую склянку!
Моих губ коснулось стекло пробирки, я почувствовал привкус чего-то сладенького, а следом по пищеводу прокатился вал огня.
— Ух ё! — не выдержав, я резко сел и тут же схватился за какой-то поручень, пережидая приступ головокружения.
— Отпусти! — прошипел кто-то голосом Воронцова. — Отпусти руку, говорю! Сломаешь!
— Прости, — хрипло ответил я, разжимая свою ладонь. Оказалось, что это был никакой не поручень, а предплечье Валерона. — Где я? Что с…
— Всё нормально, — успокоил меня Воронцов, потирая свою руку. — Застава наша.
— А парни? — спросил я с замиранием сердца.
Воронцов помрачнел, отчего круги под глазами стали ещё чернее, но всё же ответил:
— Дубровский в коме, Алексия и Айна свалились с максимальным истощением. Мирон… потерял левую кисть.
Он кивнул направо, где на выставленных вдоль стены койках лежали гимназисты.
— Горчаков, Ги’Дэрека, Волконский и Прокудин получили раны разной степени тяжести, — кивок налево, и снова койки с подростками.
Ого… Вот это ночка выдалась!
— Но из наших, слава Древним, никто пока не погиб.
Вот это его «пока», очень сильно резануло слух, и я покосился на лежащего рядом Дубровского.
Валерон, поняв меня без слов, вздохнул и кивнул на суетящегося около Ромы Пожарского.
— Рома плох. Очень плох. Но капитан пообещал, что к обеду портал заработает и прибудет высокоранговый целитель.
— Значит припасы и посылки на дронах доставлять могут, а целителя нет? — зло спросил я, чувствуя, как кулаки сжимаются сами собой.
— Ты не прав, Миш, — покачал головой Воронцов. — Изначально портал работал до самого вечера, а потом посылки шли со склада, расположенного где-то в княжестве.
— До самого вечера?
— Ну до того момента, как всё началось. Выживший караульный сказал, что Волна пошла примерно через час после того, как все уехали на платформах в шахты.
— А княжеские? — «выживший караульный» снова царапнуло сердце, и я поспешил закопаться в детали. — Голубей же послали?
— Отряд уже на подходе, будут примерно к обеду, — поморщился Воронцов. — Как-то здесь всё… не очень организовано.
О да! И я даже знаю благодаря кому!
Гильдейские хорошо потрудились, разваливая инфраструктуру заставы, которая до сих пор держится лишь благодаря таким, как капитан Оут.
Классическая схема всех времен и народов — развали соседа, чтобы по дешевке прикупить, а то и бесплатно получить хорошие активы.
Ну а то, что при этом разрушатся судьбы людей и прольется кровь — так, мелочи жизни!
Я скрипнул зубами, представляя себе медленную и мучительную смерть мерзавца Гонди.
Так, спокойно, Миш! Сейчас главное — не спешить. Спешка — это всегда ошибки. Сначала продумаем и подготовим с капитаном операцию и только потом нанесем ответный удар.
Кстати, что там с капитаном?
— Валерон, а что с Оутом?
— Стальной человек, — покачал головой Воронцов. — Всю ночь глаз не сомкнул. Сначала с Инженером и нашими ребятами конструкты добивали, чтобы как с Мироном не получилось.
— Взрыв? — предположил я.
— Мина, — поморщился гимназист. — Повезло, что этот демон их за стену не закинул — подбирался поближе…
О как. Значит наш здоровяк получил травму уже после того, как Волна развернулась… Что ж, может начнет наконец-то думать перед тем, как делать!
— Спасибо тебе, Валерон, — я кряхтя слез с койки и протянул Воронцову руку. — И тебе, Василий! Если что помочь надо — говорите.
— Это тебе спасибо, Михаил, — Пожарский, оторвался от бледного Дубровского и крепко пожал протянутую руку. — Мы видели, как вы с парнями стояли по центру. Если бы не вы…
— Да ладно, — я аж смутился. — Вчера каждый выложился на максимум.
— Не каждый, — покачал головой Пожарский. — Далеко не каждый…
Мда уж… Видимо я чего-то не знаю. Нужно срочно найти Оута.
— Только ты далеко не уходи, — неожиданно попросил Василий.
— В плане? — удивился я.
— Не знаю, как это объяснить, но чем ты ближе, тем Дубровскому лучше.
— О как, — я покачал головой, не зная, что ответить.
— Главное, заставу не покидай, — Пожарский правильно расценил мою запинку. — Капитан у себя в кабинете, только когда выйдешь, аккуратней, там раненные солдаты лежат.
— Увидимся парни, — кивнул я, направляясь к двери и пытаясь понять, почему у меня в горле стоит ком.
Выйдя из, как я понимаю, комнаты, оборудованной под палату для гимназистов, я попал в самый настоящий госпиталь.
Здесь пахло спиртом, кровью и… смертью.
Наши гимназистские койки, которые, видимо, приволокли с других застав. Щиты, купленные Ромой, зачем-то выставлены вдоль стены.
И несколько женщин с женой кузнеца во главе, которые без устали сновали между рядами, то меняя окровавленные бинты, то поднося бредящим солдатам воду.
Можно хоть сто раз увидеть раненых в фильме, но только побывав в госпитале, понимаешь, насколько война страшное дело.
Картина стонущих мужчин, которые ещё вчера были абсолютно здоровые, а сегодня лишились либо ноги, либо руки, навсегда врезалась мне в память.
Это какой-то лютый сюр, когда ты видишь покалеченного солдата, который ещё вчера показывал тебе прием с мечом.
