– Но наблюдатели… – я вспомнила ещё одну важную деталь. – Они же присматривают, чтобы…
– О, наблюдатели – тоже люди, – снисходительно улыбнулась Верховная. – Всего лишь, Рада. Они не боги, чтобы успевать повсюду и знать всё. И отступники сотни лет этим пользовались. Твоя бабушка долго жила спокойной жизнью где-то в глуши, колдовала и рожала детей, а найти её так и не смогли. А уж то, что они не раскусили Ехидну, которая, став отступницей, много лет являлась Верховной ведьмой Круга… Нет на них надежды. Всё на нас.
Это «на нас» прозвучало очень многозначительно, добавив в мои мысли хаоса. И мне стоило большого труда сосредоточиться на одном конкретном вопросе.
– Что ещё вам от меня нужно? – я нахмурилась.
– Ничего особенного, – моя собеседница встала и достала из пустоты следующие папки. – Это дело Гульнары, – и положила первую на диван. – Если вы снова встретитесь во сне, то постарайся вытащить из неё сведения о наставнице. Может – может быть! – повторила она со значением, – я ошибаюсь насчет Василины. И, знаешь, я бы рада ошибиться. Она неплохой человек, но все ниточки ведут к ней. А в её защиту есть только одно – любовь к семье. Она пожертвовала силой и «углём» ради дочерей, едва не рассталась с жизнью, а это говорит об одном: она бы не рискнула своими девочками, понимая, что именно им – той же Марьяне – придётся бороться с выходцами из могил. Вероятно, она раскрыла тайну схрона кому-то ещё. И мне очень – очень, Рада! – нужно знать, кто. Кто стоит за Гульнарой.
– Бахтияр перекрыл нашу с ней связь, – напомнила я, тоже встав. – Она больше не приходит. И у неё плохо с памятью.
– Нет, – Верховная положила на диван третью папку, – Гульнара по-прежнему появляется и показывает, но издалека. И если ты в таком сне сконцентрируешься на одном-единственном вопросе, то получишь картинкой ответ. Если она смогла вспомнить брата, то и память об учительнице не потеряна. Людей, оказавших на нас влияние, мы запоминаем навсегда. А это, – и она кивнула на папку, – дело твоей бабушки. Краткое изложение. Не хочу быть голословной, обвиняя.
Я недоверчиво посмотрела на пухлую папку толщиной с четырёхтомник «Войны и мира». Краткое изложение?.. А главная ведьма Круга уже… таяла. Становилась прозрачной, расплывалась из-за статистических помех, как голограмма в фантастических фильмах. И её голос зазвучал ещё неприятнее из-за явного «закадрового» потрескивания:
– Мне нужна твоя помощь. Очень. Узнай, кто. И работай смело, тебя защитят. Мы всегда будем поблизости. Только узнай. Ради пока ещё доброго имени Василины. Договорились?
– Да, – хрипло согласилась я.
– Тогда удачи. И за свою Ягу не беспокойся – о ней позаботятся. Когда ты узнаешь – я тоже узнаю. Береги себя.
И Верховная исчезла. Я молча сгребла папки и на негнущихся ногах вышла из кабинета. Голова гудела, болела и отказывалась соображать. И накрывало страхом – и впервые не за себя, а за обоих дедов, до нервного напряжения внутри, дрожащих рук и влажных ладоней. А я… И рвалась разобраться в тайне Гульнары – чтобы убедиться в ошибке Верховной, и боялась – того, что она не ошибается, и я собственными руками… соберу хворост для костра отступнице.
Знакомая ведьма-проводница терпеливо ждала в коридоре. Закрыла за мной дверь на ключ и поспешила по коридору. А я медленно брела за ней, обнимаясь с папками, и не знала. Опять не знала, что делать. И как быть. И… вообще. И вроде всё просто и понятно… а я терялась. Господи, что ж так… стрёмно-то?.. Шаг влево, шаг вправо – расстрел… Да, не мой, но бабулю – ту, что сидела со мной до садика и во время болезней, спать укладывала, лечила, колыбельные пела, сказки рассказывала и изобретала творческие занятия, – я очень любила. И другой стороны – её прошлого – знать не хотела.
Прежними однообразными коридорами мы добрались до лифта и спустились вниз на несколько этажей. Куда вела меня проводница, я не замечала. Прижимала к груди папки, кусала губы и едва сдерживала слёзы бессилия – от невозможности изменить хоть что-нибудь, а главное… вычеркнуть бабушку из списка подозреваемых. Но, само собой, «что-нибудь» не получалось. Не вычёркивалось. Только впивалось сильнее острой занозой и болело, ныло, раздражало. Чёрт, а…
Проводница открыла малоприметную дверь, протянула мне ключ на брелоке и впервые открыла рот, неприятным голосом, каркающим «по-верховному», сообщив:
– Твой номер.
– Спасибо… – пробормотала я и неловко взяла ключ.
Ведьма развернулась и быстрым шагом отправилась обратно к лифту. Я заторможенно посмотрела ей вслед и зашла в комнату. Обычный гостиничный номер-«трёшка». Кровать, шкаф, стол, кресло, включённое бра, ковёр. Чисто и мило. Даже слишком. Руки чесались… навести беспорядок.
Сложив папки на стол, я отдёрнула штору и посмотрела в окно. И темно, и явно туман, и бра отсвечивает… Я с трудом подавила внезапный приступ агрессии. Села на подоконник и дала волю молчаливым слезам. Не хочу всего этого… Надо же было так вляпаться…
В дверь тихо стукнули, и она бесшумно распахнулась, являя Марьяну. Ведьме хватило одного взгляда, чтобы понять.
– Она это сделала, да? – зло зазвенел её голос. – Обвинила маму?
– Ты знала? – я шмыгнула носом и посмотрела на сводную тётку. – Дверь закрой.
– Догадывалась, – Марьяна плотно затворила дверь. – Во все времена в мировых бедах обвиняли отступников. Сначала обвиняли, а потом «находили» доказательства. Больше же гадить некому, – её прозрачные глаза потемнели от ярости. – Больше сорока лет мама работала на Круг и наблюдателей консультантом, и ни одного инцидента, ни одного подозрения, только помощь и советы в любое время суток… На, вытрись.
Я взяла носовой платок и украдкой высморкалась.
– А если на мать или отца ничего не найдут, то возьмутся за нас, – ведьма встала, скрестив руки на груди, вперив неподвижный взгляд в окно. – Дети отступников – клеймо на всю жизнь, потенциально виноваты в чём угодно. Что ты решила? – спросила она резко.
Я не ответила, отвернувшись.
– Рада, что ты решила? – повторила сводная тётка настойчиво.
– А ты бы на моём месте как поступила? – я поджала губы, глядя на её мутное отражение в оконном стекле – размытые черты бледного лица, огромные неподвижные глаза.
Марьяна тоже отвернулась, присела на другой край подоконника, опустила плечи. И после тяжёлой паузы твёрдо произнесла:
– Я бы верила родным.
– Так и я верю, – кивнула я. – Тому, что мне показывали. Но, пойми меня правильно, я вас не знаю. Ни тебя, ни даже бабушку. Нельзя знать человека по одной сотой доле его жизни. Мне очень больно… но я вас не знаю. И я боюсь. Боюсь, что своими руками…
– Нет, – перебила ведьма, повернувшись, – этого не будет. Мама невиновна, я уверена. Пойми, Рад, она едва жизни не лишилась из-за нас, пожертвовала самым ценным – источником магии, «углём». Без него любая ведьма – что человек без рук и ног. Калека.
