— Есть, в основном коллеги. Был еще один сослуживец, но он полгода назад переехал в Питер.
— У меня так же, все подруги — либо одногруппницы, либо медсестры из клиники.
— Особенности профессии, — скупо прокомментировал мои слова Илья.
На пару минут воцарилась тишина.
— Илья, — осмелилась я. — Ты же знаешь, что ты мне нравишься…
Мужчина долго рассматривал меня, и, наконец, закрыл глаза.
Я подавила вздох, закатив глаза. Он явно что-то хотел мне сказать, но подумав, не стал. Однако это уже какой-то шаг вперед. Я начала осторожно подниматься с кровати, так как мужчина начал засыпать, но он задержал меня, сжав ладонь.
— Не уходи.
Кивнув, я легла обратно, ощущая, как мужчина притягивает меня к себе, пряча лицо в моих волосах.
Было приятно чувствовать его ровное дыхание, и думать о том, что он смог уснуть только когда я оказалась рядом.
Глава 20
Илья проспал весь день.
За это время я сварила борщ по рецепту мамы. Пока готовила, успела ей позвонить, узнать все новости из жизни летнего лагеря. Всегда, когда я решалась на борщ, я советовалась с мамой: я помнила рецепт, просто это стало традицией. Все мужчины (наши родственники, друзья родителей, мои одногруппники и коллеги) всегда хвалили суп именно в таком исполнении, и я надеялась поднять общий настрой Ильи таким банальным способами (отдых, еда, покой). Это не поможет перестать ему думать об убийстве друга, о раскрытии дела… Но хотя бы (если он сможет заставить себя поесть) физически будет чувствовать себя лучше. И это сработало: он выспался, поел, и даже пару раз вяло улыбнулся мне, пока я болтала, пытаясь отвлечь его от тяжелых мыслей.
— Я вчера работал по Виктору, — мужчина выдохнул, произнеся эти сложные слова вслух. — Помнишь, ты говорила, что убийца обронил фразу «Пробуйте потом сказать, что я не бог»?
— Помню, так и сказал. Страшная фраза.
— Я вчера перечитывал стенограммы телефонной прослушки всех подозреваемых по делам заказных убийств за прошлые года. И там было такое обращение — «небог», — мужчина взял лист бумаги и ручку.
Он написал «Гобен _ ко».
— Прочитай наоборот, только без «ко».
Я кивнула, нахмурившись. «Небог»… По коже побежали мурашки. Какое жуткое прозвище. Представила, как он тешил себя этой глупой шуткой, мол, убил не только заказанного клиента, но еще и мента, и попробуйте потом сказать, что я — не бог.
— Это был он? У Лиханского? — в голове тут же появились масляные глаза.
— Думаю, да. Это его кличка — «небог». А ты голос не узнала?
— Так я его сильно и не слышала. Во время задержания он всего пару слов сказал, а когда звонил… По телефону же всегда голос чуть-чуть другой. Нет, не узнала, — я на пару секунд замолчала. — Это ужасно. Почему именно я попадаю в эти ужасные ситуации!?
— Ситуация, наоборот, улучшилась. Мы знаем, с кем имеем дело, опера работают, Петренко еще пару экспертиз назначил, твоя подруга скоро сможет полноценно со следствием сотрудничать, опознает по фотороботу Гобенко.
— Боже… Теперь еще страшнее.
Теперь у страха было лицо.
— Я выставлю еще кого-нибудь из парней в подъезде.
— Лучше сам останься дома, — тихо ответила я, опустив глаза.
— И чем мы займемся? — мне показалось, что в голосе появился нотка усмешки.
Я ничего не ответила, говорить не хотелось. Новость про «небога» и нахлынувшие воспоминания о том дне темной, грязной водой заполонили мой мозг. Конечно, эти два дня я видела во сне Виктора Семенова: как будто бы смотрела перемешанные слайды. Виктор то жив (смеется, как на той фотографии), то мертв (прислоненный пробитой головой к бетонной стене балкона).
Илья все это время молча рассматривал меня. Видимо, пытался понять мое эмоциональное состояние: остаться ему или можно съездить на работу?
Потом встал, и с телефоном вышел в коридор. Оттуда до меня доносились обрывки фраз.
— Семен, я сегодня домашний.… Отмени вызов Тюрина… Привези мне стенограммы, я дочитаю. На адрес съездили? Докладывай… Понял. Отбой.
Илья ушел в ванную. Я пошла в его спальню, вытянувшись, расслабляя спину после 3-часовой готовки. Перевернувшись на живот, я уткнулась лицом в подушку Ильи: она пахла его парфюмом. Сегодня, пока мужчина спал, я, как маньяк, прижималась носом к его шее, запоминая запах. Он стал таким родным!
Через полчаса приехал тот самый Семен, с которым разговаривал Илья. Я открыла дверь, пропуская его внутрь.
— Здрасти, — парень улыбнулся, протягивая мне документы. — Илья Леонидович просил стенограммы. И передайте ему, пожалуйста…
За моей спиной появился Илья. Улыбка пропала, и парень вытянулся по струнке.
— Илья Леонидович, Тюрина я отменил, переназначил допрос на вторник. По адресу никого нет, но много личных вещей. Криминалист работает, пальчики есть.
— Хорошо, Семен.
Парень пугливо кивнул, и пропал в дверном проеме.
— Похоже, он тебя боится, — сказала я Илье.
— Это называется субординация, — равнодушно выдал мужчина.
До ночи Илья просидел со стенограммами, что-то подчеркивая карандашом. Я со спины заглянула в листы, выхватила пару непонятных фраз, и ушла на кухню, взяв с собой учебник по хирургии.
Через час на кухне появился Илья, в свою очередь, заглянув в читаемый мной учебник. На фотографии был запечатлен процесс иссечения опухоли. С моей точки зрения, обыденная картина, но мужчина смешно сморщился. С каждым днем он все больше и больше раскрывался. Я понимала, что его работа, неудачи в личной жизни сделали его скрытным, замкнутым. И я хотела разгадать его. Так страстно я не желала ничего.
Вышла из кухни, рассматривая мужчину. Он вальяжно развалился на диване, обложившись подушками, и в свете ночной лампы, которую я установила на тумбе за диваном, что-то подчеркивал в папке.
Я видела, как меняется отношение Ильи к своей квартире. Думаю, что раньше он воспринимал ее, как гостиницу. Вызывал клининговую службу, питался полуфабрикатами и едой на заказ, приходил сюда, по сути, только переночевать. За этот короткий период я, со своей тягой к уюту и чистоте, отмыла до блеска всю квартиру, кое-что переставила из мебели, навела порядок на кухне, заполнила холодильник домашней едой. И мужчина начал раньше возвращаться домой, при этом не сразу падал замертво в спальне, а стал появляться и в других частях квартиры.
Вспомнил, что можно посидеть вечером на диване в гостиной, вытянув ноги на низкий банкет, пролистывая свои стенограммы и хроники уголовных дел.
Вспомнил, что можно не кусочничать, сидя на подоконнике, а удобно сев за кухонный стол, спокойно поесть горячей пищи.
