— Карты себе нарисуй, — ухмыльнулась женщина.
Никто мне ничего не продал, а молодая цыганка быстро собрала карты, будто боясь, что я их украду, и активно замахала руками на дверь.
Мы с Кариной вышли из дома, я чуть-чуть отстала, с тоской посмотрев на высокое крыльцо.
Уже за воротами цыганка догнала меня с криком: «Постой!.
— Рожу в июне. Приходи.
— Зачем?
— Приходи-приходи. Ждать буду, — кинула цыганка, закрывая за мной тяжелые ворота.
Уже в машине я подумала о том, что на календаре сентябрь. А рожать цыганка собралась в июне. Неужели они планируют детей и четко знают, когда произойдет зачатие? Моя подруга пожала плечами, философски ответив одним предложением: «Это же цыгане». Карине было сказано, что замуж она выйдет нынешним летом, при этом уже беременная. Она со смехом убеждала меня, что никакого короля я могу не ждать, так как и она рожать не собирается.
— Мне еще год учиться, какие дети? Да и Коля только на новую работу устроился.
Несколько ночей мне снилась та карта, а затем учеба, быт, каждодневная рутина размыла острые края впечатлений от поездки в Марийский поселок.
Я вспомнила тот опыт общения с цыганами только спустя пару недель, когда мне начал сниться мужчина, и эти сны продолжались до сих пор.
Кстати, Карина сейчас на 5 месяце…
ГЛАВА 2
В Академии, после вчерашнего просмотра, было непривычно тихо. Еще буквально сутки назад коридоры альма-матер заполняли толпы беспокойных студентов, пытавшихся за пару часов успеть то, что нужно было делать весь семестр.
Кто-то пытался смухлевать, и поменять местами работы, выставив свою раму на, как ему казалось, более благоприятное место. Кто-то пытался исправить неровный, давно высохший, мазок. Кто-то пытался успокоиться, и призывал всех пойти в рюмочную за углом — традиционное место сбора практически всех поколений студентов Академии.
Последние, кстати, были правы — это единственное верное решение за день до просмотра.
Сейчас же толстые стены старого, благородного здания бывшей
Александровской гимназии спасали от жары забредших на консультацию студентов, пожилых преподавателей, случайных горожан и учеников художественных школ — они пришли посмотреть на работы "взрослых художников". Я, посмотрев на стайку худеньких девочек с огромными папками (видимо, идут с занятий в художке), скользнула мимо них к тому углу, где вчера оставляла свои рамы. На портрете пловчихи стояла размашистая «5», частично перекрывавшая фон темно-синего цвета.
На графике, в углу, стояла скромная, маленькая «4». На пейзаже (что, в прочем, неудивительно) стояла закорючка моего «любимого преподавателя»-«О».
Я попыталась критично оценить работу: разнообразие ландшафтного проявления, цветовая гамма, композиция — все прекрасно. Лесистость, водоем, антропогенная нагрузка (рыбак на озере) — везде ставлю галочки. Может рыбак не к месту? Но нас просили внести в пейзажную работу человека… И что ему опять не понравилось?
— Вот баран, — еле слышно прокомментировала я.
— И вам доброе утро, Сурикова, — послышалось из-за спины. — Баран вас ждет в своем кабинете.
Раздались медленные шаги, каждый из которых звучал, как стук забиваемых в мой гроб гвоздей…
В кабинете преподавателя, невзлюбившего меня с первой пары, было темно.
Высокие оконные проемы были закрыты черными холщовыми обрезами ткани.
Высокое кресло, с резной барочной спинкой, походило на кресло судьи в зале заседаний. И сам он был похож на судью.
Я беззастенчиво рассматривала мужчину. Ему, вероятно, 55 лет. Но точно определить возраст мешали, во-первых, балахоны, в которые он одевался, во-вторых, густая борода и длинные, спутанные волосы, в-третьих, затемненные очки, нелепая оправа которых закрывала пол-лица. Я ненавидела эти мешковатые вычурные кардиганы, эту заросшую бородой морду, и еще больше я ненавидела очки с темным стеклом.
Мы мало знали про нового преподавателя. Я просила Катерину расспросить отца, но оказалось, что наш ректор Борис Таисович и мой мучитель-хорошие друзья, и раскрывать тайны друга папа Кати не спешил. За полгода мы изучили все статьи о биографии нового преподавателя в рунете, и перекинулись на глобальную сеть.
Информации было крайне мало, не было даже даты и места рождения. Зато было много его статей по искусствоведению (которые я из принципа читать не стала). Но кое-что удалось узнать. Мой мучитель, Кирилл Робертович, к удивлению, не был Заслуженным художником РФ («А гонору…»-подумала я), но зато преподавал в одной из лучших Академий живописи в Великобритании. Его выставки вызывали большой фурор за рубежом, но в России он давно не показывал своих работ. Еще мы узнали, что он против публикации своих картин в интернете и то, что с предыдущего места работы он был уволен после какого-то крупного скандала. Но вот найти подробности не удалось, ссылки вели на какие-то местные газеты, которые, по всей видимости, тоже были против публикации своих материалов в интернет-сети — и это в ХХ1 веке…
Кирилл Робертович молчал, и, видимо, ждал, что я сама начну разговор. Но мне даже нравилась эта тишина-по крайней мере, меня и мои художественные способности никто не критиковал. Я принялась рассматривать носки своих туфель и мечтать о том, что он уедет обратно в Англию.
— Сурикова, мне тяжело это говорить, но я сдался под напором остальных членов комиссии, и допустил тебя до экзаменов…
Я не выдержала:
— А давайте вы лучше объясните мне, что именно вас не устроило в моих работах?
— Я тебе тысячу раз объяснял, но ты слышишь только то, что хочешь… — Кирилл
Робертович поправил свои безвкусные очки. — Твои работы — хорошее пособие по живописи для начинающего рисовать. Всё правильно, но как в учебнике. Даже ваш Паленков рисует более живо, чем ты, а он, извини, полная бездарь. Но с фантазией.
Ты зациклилась на масле и портретах. Надо пробовать что-то новое.
— Нет, подождите, — я настырно повторила. — Что именно вас не устроило, к примеру, в пейзаже?
— К примеру, в пейзаже, — эхом повторил мужчина, — меня не устроило все.
Цветовая гамма паршивая, у тебя как будто украли все краски, оставив только охру, ландшафт скудный, а водоема слишком много, рыбак не к месту… — монотонно перечислял преподаватель. — И самое главное-тебе не нравится это место, не нравится это озеро, не нравится эта кривая гора с левого края, не нравится мужчина с удочкой…. А свою натуру надо любить.
— Я ненавижу ваши пейзажи! — взорвалась я.
— Сурикова, именно поэтому я настаиваю на том, чтобы ты поехала на пленэр.
— Места, где нет интернета, горячей воды, и прочих благ цивилизации меня не интересуют. Я не поеду.
