— Живут. Приезжие в основном. Когда холодно дед Максим протапливает. Это типа гостевой дом. Но только для своих, — неопределенно ответил Егор, сжимая руку Кати.
— Да расскажи ты нормально! — гневно сказала я.
— Да ну что там рассказывать? — парень остановился. — Я сам с рассказов своей бабушки знаю. Давно это было. У бабы Марьи и деда Максима была дочка, звали ее Валентина. В 80-х она была подростком, даже уже гуляла с мальчиком. Они с ним купались, и утонула.
— А мальчик выжил?
— Да. Но такое часто случается. Здесь вообще купаться опасно — течение сильное. Чуть дальше от берега отплываешь, и уже тянуть начинает. Да и не все знают, как помочь тонущему.
— А у мальчика фамилия — Варфаламеев?
— Да. Раньше в том доме, где вы сейчас с бабой Марьей живете, ее мать жила. Вот Валя и дружила с соседом. Варфаламеевы сразу после этого уехали с острова, дом продали, но там давно никто не живет. Лет десять точно. Они с дедом Максимом быстро развелись: он ушел к своей сестре жить, а она этот дом в лесу бросила, и переехала в материну избу. Бабе Марье периодически кажется, что Варфаламеевы вернулись и хотят насолить ей. Это летом обычно бывает. Нам на лекциях по психиатрии рассказывали про такие обострения, посттравматические…
— Ужасы какие! — воскликнула Катерина. — Если б я знала, то никогда бы не проболталась про болото! Пойдемте быстрее, а то баба Марья там вся на нервы изойдет. Она и так сама не своя с утра.
— Катя, — через пару минут молчания я решилась. — А ты не знаешь, Алла уехала?
— Уехала, — угрюмо сказала подруга.
— Рассказывай! Я же вижу, тебе не терпится.
— Да, Марина, не терпится! — взорвалась Катерина. — Ты какого черта заявление отказалась писать?! Она, извините, сучка! Я же в соседнем кабинете сидела, когда папа с Кириллом Робертовичем с ней разговаривали. Как обычно овцу из себя строила. Не спорь! Ты ее не знаешь, а я, к сожалению, знакома. Говорит, «я растерялась». Мол, «запаниковала». И о какой панике может идти речь, если она, как ни в чем не бывало, соврала Кириллу Робертовичу, что «его зовут». Она даже и не думала спасать тебя! Кирилл Робертович, конечно, суров, — подруга очень быстро говорила, часто сбиваясь. — Он так жестко с ней говорил… Я и не представляла, что он так может. Папа тоже сразу сказал — отчисление. Алла ныла, что-то там про свои таланты лепетала, а папа такой «Мы уже познакомились с вашими талантами». В общем, жутко было. Но по голосу Ривмана я сразу поняла — он тебя любит! Так чужого человека защищать не будут. Я все сказала.
После последней фразы я не удержалась, и рассмеялась.
— Я все сказала», — обратилась я к Егору. — Слышал?
Егор сдерживал улыбку, глядя на Катю.
— Серьезная она у меня, да? — в его голосе слышалась нежность.
— Очень серьезная! — со смехом подтвердила я.
Катерина махнула на нас рукой, но потом тоже рассмеялась. Солнце проскочило между плотно смыкавшейся кроной деревьев, и осветила поляну с теми самыми цветами — голубыми в крапинку.
— Егор, здесь нет болота? — осторожно спросила я.
— Здесь — нет.
— Поможете мне букет собрать?
У дома бабы Марьи влюбленная пара быстро ретировалась, оставив меня в одиночестве. Я прокралась в избу, заметив в углу, перед высоко поднятой иконой, бабу Марью. Она сидела на стуле, поддерживая низко наклоненную голову кулаком.
Я на цыпочках подкралась, выставив перед лицом бабушки букет.
— Энто мне?
— Вам, — я присела на подоконник, оказавшись на одном уровне с лицом старушки. — Самые красивые нашла.
— И из-за них в болото полезла что ль? — с характерной для нее иронией спросила бабушка. — Я бы и без цветов прожила как-нибудь. Сто лет никто не дарил, так и еще бы столь прожила. Валюшка мне все цветы таскала…
Баба Марья низко опустила голову.
— У меня чуть припадок не случился, как Катька сказала, что ты в болото сиганула. Там же Апрелька нонешним летом утопла. Куда тебя, дуреху, понесло-то? Не зная броду, не суйся в воду!
— Ну, так получилось… — вяло ответила я. — Обошлось же.
— Я Вальку-то поздно родила, — неожиданно сказала бабушка. — Мы с Максимкой уже считай десяток прожили, думали, уже и не ждать деток. Все бабы родили уже, и не раз… У мамки нас семеро было. Вот ведь бабы были!
Хоть и говорят «в тылу», а все одно тяжело было. И хлеба не было, и скотину кормить нечем, а все выжили, да еще детей подняли… И вот, наконец-то, я Валюшку родила. Пока пузатая ходила — все с улыбкой, даже поговаривать стали, что с ума сошедша… И вот так моя жизнь оборвалась, за миг. Потом понести больше не вышло, да и поздно уже было. Так и коротаю свой век.
Баба Марья подняла серые, выцветшие глаза, к иконе.
— Приезжать-то будешь ко мне? А то разлетитесь, как голубки…
— Конечно, буду! — я обняла старушку, ощутив запах выпечки и распаленной солнцем кожи.
— И на том спасибо, — довольно ответила баба Марья.
Я оглядела комнату. Телевизор, накрытый белой вязаной салфеткой, старые, деревянные стулья, на которых лежат маленькие лоскутные подушечки, панцирная кровать, покрытая таким же лоскутным одеялом, а на подушке — тюлевая узорная ткань, деревянный пол без покрытия, недавно вымытый, еще блестевший влагой, икона в углу, и горящие возле нее свечи, и стакан, на котором сверху лежит кусочек хлеба. оглянулась, и сразу заметила цветной ковер (как говорит бабка Марья, кофер>>) на стене, запечатлевший стаю косуль на лугу, большой круглый стол, в темные вечера освещенный светом большого оранжевого абажура, края которого украшали кисти из ниток. Чуть поодаль, у дальней стены, керамические горшки с геранью, давшей цвет. Этот домик я запомню на всю жизнь. В нем сосредоточилась сама жизнь.
Баба Марья мыла полы в ручную, ползая на больных коленях, елозя огромной тряпкой по доскам. Именно так жили предыдущие поколения, не знавшие пылесосов, химических средств для уборки. Я любовно провела ладонью по одеялу, кружевной подушки, лаковой поверхности стола… Не могу не признать, что влюбилась в этот скудный, но уютный декор. Когда-нибудь я по памяти нарисую эту избу, и комнату с иконой, и наш с Катериной пристрой.
Мне просто нужно пережить это, прочувствовать жизненную драму бабы Марьи, понять ее характер. А последнее для меня пока закрыто. Опыта не хватает. Может ли понять боль от утраты самого главного в жизни — ребенка, тот, кто детей не имеет? Наверное, нельзя. Тем более что я в жизни пережила только одну утрату, которая и так предсказуема и ждет всех, — умерла бабушка, долгое время болевшая.
— Вы же знаете, что Варфаламеевы здесь больше не живут? — тихо спросила я.
— Все я знаю… — бабушка тяжело поднялась, и уже на пороге зычно крикнула. — Есть-то будешь? Я только что пирог из печи достала. Твой любимый — с картошкой и курой.
