— Ну, нельзя такой красивой девушке сидеть дома!
— А куда здесь идти? — я посмотрела на подругу в отражении зеркальца.
— На костер! — не растерялась девушка.
— «Красивую девушку — на костер»? Возвращаемся в Средневековье? — я ухмыльнулась, взяв в руки пачку салфеток.
— Эй, не смывай! Пошли, прогуляемся хотя бы. Проводишь меня, а потом можешь, как старая клуша, идти смывать макияж, надевать свои шерстяные носки и шаль, и ложиться спать.
Сопротивляться на что-то настроившейся Катерине было бесполезно, и я согласилась проводить ее до школы, где они должны были встретиться с Егором. Как только мы вышли на улицу, сразу же стало очевидно: можно было и не краситься, так как вокруг царила кромешная темнота. Только вдалеке светился костер, у которого собирались студенты каждый вечер. Я была у костра единожды, и не особо впечатлялась этим скудным развлечением.
Подруга без конца болтала, и даже перестала изображать больную.
Конечно, ведь никто не видит. Разговор, точнее монолог Катерины, шел только в двух направлениях: она и Егор, я и Кирилл Робертович. Я охотно поддерживала первую тему, и отмалчивалась, когда начиналась вторая. Мне просто нечего было ответить — я еще не разобралась в себе.
Если бы в такой ситуации оказалась не я, а другая, воображаемая девушка, то я бы посоветовала ей поговорить с мужчиной. Но, когда это происходит с тобой, всегда теряешься. Любой шаг кажется неверным, и Я измучила себя, анализируя сложившееся положение, просчитывая каждый вариант развития событий. Если плюнуть на все и уехать, то есть шанс жалеть всю оставшуюся жизнь о своем «побеге». Но если попытаться пересилить себя, пойти на диалог, то есть возможность узнать, что Кирилл Робертович просто развлекался, играя со мной. И тогда будет еще больнее, чем сейчас.
Егор уже шел навстречу, и мы не успели дойти до двора школы буквально десять метров — уже были видны спины стоящих у пламени. Катя прижалась к парню, что-то зашептав ему на ухо. Я с улыбкой посмотрела на пару, и уже собиралась пойти обратно, когда услышала, что у костра поют.
Точнее поет — Борис Таисович под яростный гитарный бой пел что-то незнакомое мне на языке, похожем на цыганский. По крайней мере, Мира, моя знакомая цыганка (впутавшая меня во всю эту историю с Черной речкой) говорила примерно на таком же наречье. Но привлек не голос ректора, а звуки гитары. Несколько парней из Академии играли, но до такого уровня им было далеко. Струны будто бы перебирали с нечеловеческой скоростью, отчего казалось, что играет сразу на нескольких инструментах. Мелодия походила на испанское гитарное безумие: страстное, мелодичное, агрессивно-властное. Под восторженные крики студентов ректор заводил новый круг таинственной песни, а гитара тут же подхватывала его. Я любопытно вытянула шею, рассматривая студентов: даже Витька, равнодушный к музыке, в такт хлопал себя ладонью по бедру.
— А кто там играет так хорошо? — Катя обвила руками шею Егора, выглядывая из-за его плеча. — Рина, сходи, посмотри.
— А ты? — мой вопрос остался без ответа, так как губы подруги уже были заняты поцелуем.
Я всегда была неравнодушна к музыке, особенно к струнной. В детстве я упрашивала родителей отдать меня еще и в музыкальную школу, но папа был непреклонен: «Ты хотя бы рисовать научись». Я даже чуть — чуть гуляла с одногруппником, который играл на гитаре. И, кстати, это была единственная причина, по которой я согласилась на пару свиданий. Сейчас он уже женат, и год как перевелся на графику. И раньше мне казалось, что именно он — лучше всех (кого мне доводилось слышать) владеет гитарой.
Однако тот, кто играл сейчас, у большого костра в школьном дворе, разубедил меня. Я, постоянно посещающая концерты гитарной музыки, и услышала, что он играет слэпом, когда струны ударяются о ладовые порожки. Но стоящие у костра загораживали мне обзор.
Я подошла поближе, положив руки на плечи Витьки. Парень еле повернул голову, сразу узнав меня. И в ответ сжал мои ладони. Из-за плотного кольца студентов мне было не видно гитару, и одногруппник пропустил меня вперед, уступая свое выгодное для обзора место. Но как только меня протолкнули вперед, так сразу же мне захотелось обратно в тень.
На гитаре играл Кирилл Робертович.
При этом, когда Витя поставил меня перед собой, до сих пор увлеченный только разглядыванием струн и медиатора Кирилл Робертович сразу поднял глаза. Это было сделано так по команде, и я растерялась, не смогла отвести взгляд. Мужчина был в той же черной мантии, что и с утра, только сейчас капюшон наполовину закрывал голову, и практически вся фигура тонула в сумраке. Только гриф гитары, струны и глаза выделялись блеском. Если бы Я была чем-то занята в момент этого зрительного контакта, то у меня бы все выпало из рук, настолько я не была готова. А вот Кирилл Робертович с нахальной улыбкой продолжил играть дальше, при этом ускорив ритм, чем вызвал восторг у собравшихся.
— Марина, а вы хорошо придумали, — рядом со мной стояла однокурсница Алла.
— О чем ты? — так же, как она, шепотом переспросила я.
— Вы с Ривманом настолько хорошо скрывали свои отношения во время учебы, что мы реально подумали, что он тебя тупо гнобит, — прошептала девушка. — Молодцы, что сказать. Тебе бы, Марина, еще на актрису поступить…
Алла ухмыльнулась, и кивнула головой на Кирилла Робертовича.
— Не-не, мы не пара, — я энергично отрицательно покачала головой, как бы придавая вес своим словам.
— Сейчас — то что скрывать? Все уже знают. Да вы и не особо скрываетесь: даже на конкурс подали портреты друг друга. Эм-м, я слышала, что он увольняется, и больше у нас не будет преподавать? Правда? — очевидно, с надеждой на обратное, спросила однокурсница.
— Алла, я не знаю, с чего ты взяла, что мы встречаемся…
Я хотела рассказать, что нас ничего не связывает, но девушка прервала меня, недовольно цокнув:
— Ой, все с тобой понятно, — Алла отвернулась, и вышла из круга, направившись к своим одногруппницам.
«Этого еще не хватало», — подумала я, с тоской оглядываясь на стайку девушек из параллельной группы. 404 группа славилась сплетницами.
Кирилл Робертович закончил играть и передал гитару Борису Таисовичу, который начал со своей знаменитой:
«Слепой закат догорел и замер,
И вновь, худобу кляня свою,
Зеленый поезд виляет задом,
А я с моста на него плюю.
Ему — на север, а мне — налево…»
Я против воли улыбнулась. Эту песню я узнала на 1 курсе, когда впервые оказалась на даче у Катерины, Борис Таисович тогда, по моей просьбе, пел ее пять раз подряд. Витя, защищавший мою спину от ветра, на секунду исчез, и снова встал позади. Я заворожено слушала ректора, и через плечо кинула Виктору:
— Всегда нравилось, как он ее поет! Особенно эти слова «ему — на север, а мне — налево».
