Уходя, они оставили в лесу две могилы. Раненный в живот боец умер на следующий день, так и не придя в сознание. И слава богу, что не пришел – облегчить ему боль на катере было просто нечем. И помочь тоже нечем, все же умения перевязать рану или извлечь застрявшую в мышце пулю в таких ситуациях было совершенно недостаточно. И, стоя перед наскоро сколоченными пирамидками, увенчанными звездами, все понимали – любой из них может оказаться следующим.
В общем, хотя они и смогли отдохнуть, настроение было подавленным. Кроме того, в полный рост встала еще одна проблема – карта, по которой они ориентировались, заканчивалась буквально через десяток километров. Что дальше – сплошное белое пятно. Однако двигаться было надо, и катер вновь пошел вниз, осторожно, самым малым ходом.
Сколько они прошли за ночь, сказать было сложно. Но за это время им не встретилось ни мостов, ни огней на берегах. Тишина, спокойствие, будто и нет войны. Зато утром небо словно заполнила стая ос. Во всяком случае, гудение шло именно такое. И причина была на виду – самолеты.
Хромов, взобравшись на высокий обрыв, получил неплохой обзор и с полчаса наблюдал, как эскадрилья за эскадрильей совершают развороты и то заходят на посадку, то взлетают и уходят прочь, затем повернулся к Селиверстову, протянул ему бинокль. Тот, в свою очередь, налюбовавшись, передал его Ильвесу. – Ну, господа-товарищи, что скажете?
– Аэродром подскока?
– Возможно. Думаю, немцы перегоняют куда-то авиацию, а здесь садятся для дозаправки. О, я гляжу, загорелись глаза-то? Эй, эй! – он громко щелкнул пальцами перед носами бойцов. – Парни, очнитесь. Этот аэродром наверняка и так хорошо охраняется, а после наших эскапад представить сложно, какую толпу они туда нагнали.
– Но ведь разведку-то провести мы просто обязаны. Мы ведь разведчики, а?
Хромов смотрел в хитрые-хитрые глаза Селиверстова. И он понимал товарища. Проклятие! Они все – крутые псы войны, но они же при этом – совсем молодые мужики, еще не забывшие окончательно детство. Несмотря ни на что – на собственные ранения, на потерю товарищей, на танки, из которых едва успевали выбраться. Проклятие!
К аэродрому они вышли, когда солнце начало клониться к закату. Не такой уж и большой, к слову, аэродром. Взлетно-посадочная полоса внушительных размеров. Небольшая стоянка – на пару десятков «мессеров», не больше. Огромный склад горючего. Какое-то длинное, явно построенное на скорую руку здание – скорее всего, что-то вроде гостиницы для пилотов. Немного в стороне казармы охраны – и, в общем-то, все. Ах да, небольшой ангар – ремонтная мастерская или что-то вроде. Для такого количества разномастных самолетов, которое здесь взлетало и садилось, просто недостаточно. И складов вооружения нет в помине. В общем, и впрямь аэродром, на котором летчики могут сесть, заправиться, немного отдохнуть, после чего лететь дальше.
А вот охрана более чем солидная. Не меньше двух рот, плюс зенитчики. Малой группе делать тут не то чтобы нечего, но риск, риск… И это понимали все.
– Пошли, старшой, – в голосе Селиверстова звучало разочарование.
Хромов усмехнулся:
– А ведь есть вариант, есть…
Когда-то, в детстве, он читал о подобном. Здесь полоса располагалась не слишком удобно – с одной стороны чересчур близко к лесу. Как следствие, взлет был удобен только в одном направлении, куда немцы, в принципе, и стартовали. А так как самолеты, полностью заправленные топливом, набирают высоту долго, то на их пути есть немало мест, в которые можно установить пулемет, а то и два. И срезать на взлете хоть эскадрилью. Вот только один-два самолета погоды не сделают, а уйти потом вряд ли получится. На этом, после короткого обсуждения, сошлись все трое. Умирать же, как ни крути, никому не хотелось.
Уже позже, глядя с борта осторожно крадущегося катера на тяжелую и маслянистую, будто свинец, воду, Хромов думал, прав ли он был, отказавшись от диверсии на аэродроме. И хотя убивать оккупантов всегда и везде, при любой возможности, уже стало для них обычным делом, нормой жизни, здравый смысл утверждал: решение правильное. Разменять свою группу на пару вражеских самолетов – это плохая сделка. Прав был Мартынов, война – цепь разменов, и не стоило оказаться в ней мелкой купюрой.
И еще. В этом он не признался бы никому, но чего перед собой-то душой кривить. Буквально в паре километров от аэродрома располагалась деревня, и в том, что немцы за своих летчиков отыграются на ее жителях, Сергей не сомневался. Раньше он даже не раздумывал бы над подобными мелочами. Во-первых, идет война, и жертвы неизбежны. Во-вторых, чем больше фрицы зверствуют – тем активнее будет развиваться партизанское движение. Кругом сплошные плюсы, разменянные на небольшое количество жертв. Причем жертв из категории «бесполезных во время боевых действий лиц», то есть женщин, детей, стариков… Но, черт побери, он хорошо помнил ту деревню, с которой все начиналось. И совершенно не хотел быть, пускай даже косвенно, причиной такой же катастрофы. Чистоплюйство, надлом, усталость, еще что-то – ему было плевать, он просто не хотел, чтобы вновь дети превращались в обугленные куски мяса. Не хотел! И потому уводил свой отряд прочь.
За следующие три дня они проскочили мимо еще двух железнодорожных мостов и одного наплавного. Железнодорожные – мелочь, стратегическими они ну совершенно не выглядели, наплавной – тем более. Но вот геморрою последний доставил изрядно, поскольку, в отличие от стационарных, под ним было не проплыть.
Что же, пришлось нырять в стылую зимнюю воду, резать скрепляющие понтоны канаты. Хорошо еще не железные… Да не просто резать, а изображать потертости – чтоб если даже заподозрят, то не сразу. В общем, когда их катер протискивался между разносимыми течением частями моста, половина команды во главе с Хромовым и его заместителями срочно растирала друг друга самогонкой, не забывая вливать гомеопатические дозы внутрь организма. Повезло – обошлось без серьезных последствий. Сопли бахромой не в счет. Но повторять эксперимент Сергей не взялся бы ни за какие коврижки.
Но по всему выходило, что бросок надо завершать. Топлива оставалось еще немало, но требовалось обдумать еще и возвращение на базу, пока Мартынов не увел группу куда-нибудь в неизвестном направлении. То, что ждать он будет до упора, Хромов не сомневался, однако могли появиться обстоятельства непреодолимой силы в лице излишне ретивых немцев. Пусть даже отвлекающий маневр разведчиков удался, от инициативных придурков никто не застрахован. Поэтому отрываться совсем уж далеко было чревато последствиями. Вон, когда прорывался к ним после гибели бронепоезда, шел почти две недели. Повторять эксперимент не хотелось.
Оставалось лишь найти объект, позволивший бы достойно завершить эпопею. И его, что характерно, особо ждать не пришлось. Опять мост, на сей раз внушительных размеров – река здесь раздалась на четыре сотни метров, так что габариты сооружение имело соответствующие. Но, когда днем проводили разведку, ее результаты поневоле заставили всерьез задуматься.
Большой мост и опоры имел соответствующие. А соответствующей квалификации саперов под рукой как не было, так и нет. В прошлый раз они справились, но тогда мост был пожиже, а взрывчатки, наоборот, в разы больше. И снова угонять поезд, чтобы решить проблему, Хромов не собирался. Хватит, наигрались в героев. Может быть, осознать это и значит повзрослеть.
